Глава 3. ЛОКС: эвдемонизм и гедонизм

В этой жизни мы все делаем выбор и самое трудное – жить с ним

С античных времён и до наших дней существуют два основных направления в исследовании счастья, и, соответственно две жизненные ориентации: эвдемонизм (эвдемония) и гедонизм. Традиция первого подхода идёт от древнегреческих мыслителей Сократа, Платона и Аристотеля [Аристотель, 1997] и связана с реализацией человеком собственных уникальных достоинств и добродетелей («дэймона») в соответствующей ему деятельности. Древнегреческое выражение «Познай себя», начертанное на храме Аполлона в Дельфах, стало едва ли не главным лозунгом современных психологов и психотерапевтов, сулящим немалые «блага» тому, кто смог добиться подобного. При этом мало кто понимает, с какой целью, каким образом, а главное – что именно следует познавать внутри себя. В настоящей главе мы вначале постараемся внести ясность в несколько важнейших высказываний относительно человеческой психики, пришедших к нам из глубины веков.

С точки зрения древнегреческих философов, в человека при его рождении вселялся «персональный дух» – так называемый «дэймон» [Norton, 1976]. В переводе на латынь, дэймон звучит как «гений». Дэймон представляет собой лучшую, «идеальную» часть человеческой личности, соединяя своего носителя с высшими cуществами – богами. Соответственно, выражение «Познай себя» подразумевает исключительно познание собственного дэймона, определяющего жизненное предназначение индивида. Отсюда берут начало концепции эвдемонии (eudaimonia), буквально означающие счастливую жизнь под покровительством доброго духа.

В этом смысле яснее становится суть другого важного древнегреческого выражения «Стань тем, кто ты есть». Иногда оно звучит несколько иначе «Выбери себя» или «Прими свою судьбу» [Norton, p. 16 – 17]. Все данные утверждения являются, с нашей точки зрения, логическими следствиями «Познай себя», поскольку подразумевают «правильную», полноценную жизнь субъекта, проживаемую им в согласии со своим, теперь уже «познанным» дэймоном, внутренним духом. Поэтому и оба вышеотмеченных лозунга могут быть слиты в один: «Познай себя и стань тем, кто ты есть». Предполагается, что человек, который не познал себя, не сможет и «стать собой», поскольку он не имеет ясных внутренних ориентиров.

И лишь на данной стадии актуальным становится еще одно знакомое всем психологам (хотя едва ли полностью понятное для многих из них) выражение «Человек – мера всех вещей». Имеется в виду, что знающий себя (своего дэймона) человек способен теперь самостоятельно определять (для себя же) ценность всего, что содержится во внешнем мире, и, делая отныне осознанные, ответственные выборы, двигаться по «пути личного совершенства». Так что, во-первых, далеко не любой человек способен быть «мерой всех вещей», а, во-вторых, его «мера» правильна лишь для него самого.

Пользуясь возможностью, обратим внимание читателя на некоторые трудности, связанные с «прямолинейным», необдуманным осуществлением эвдемонических призывов. Так, молодому человеку сложно «познать себя», поскольку личность не сформировалась, жизненного опыта мало, а потому «предмет познания» трудноуловим. Значит, пока, увы, невозможно и полностью «стать собой». В результате замечаем у молодежи с ее избытком энергии массовые попытки стать «кем-то» (кем-то другим), что делает ее подверженной всевозможным манипуляциям извне. Ведь не познавший себя человек, как уже отмечалось, не способен верно понять и окружающий мир, адекватно оценить его требования. Перед молодым человеком, желающим обнаружить свой потенциал, стоит интересная дилемма: искать ли «свое» во внешней активности, пробуя разные ее виды или начать больше прислушиваться к своим внутренним реакциям. Разумеется, возможно некоторое сочетание того и другого.

В противоположность этому, пожилой возраст предполагает жизненный опыт – «знание себя», однако энергии для того, чтобы «стать собой» (по крайней мере, в активной деятельности), гораздо меньше. Для зрелого индивида логичен выбор скорее интеллектуальной активности, о преимуществах которой писал еще Аристотель (см. ниже).

Поэтому естественному жизненному циклу человека, на наш взгляд, больше соответствовал бы «перевернутый» вариант высказывания: «Стань (или хотя бы попытайся стать) тем, кто ты есть, и познай себя». Увы, нельзя поставить телегу перед лошадью...

Древние греки утверждали, что дэймон впервые заявляет о себе не в раннем детстве, а «когда у юноши начинает расти борода». Интересно, что и личность в ее современном понимании складывается примерно к тому же возрасту – годам к 20-25. В рамках ЛОКС данный период соответствует «стыку» между вторым и третьим уровнями. Можно считать, что первые 20+ лет жизни требуются индивиду для «созревания» в нем врожденных предрасположенностей до уровня, при котором они начинают открыто (внешне) проявлять себя. Попутно отметим, что современные исследования обнаруживают все больший удельный вес передающихся по наследству компонентов психики (в качестве предрасположенностей, впоследствии превращающихся в черты характера в результате многократных повторений). Еще больше «личностного» появляется в системе «ЛУ» в начале третьего этапа, при котором к врожденной «У» собственно и прибавляется «Л». Все это позволяет искать, находить или даже строить «мосты», связывающие понятия «дэймон», «личность» и «личностная уникальность».  

На мой взгляд, первые проявления эвдемонии хорошо заметны там, где молодой человек принимает обдуманное им самим важное решение (не являющееся, с точки зрения окружающих, наиболее удобным для него) и в дальнейшем прикладывает постоянные усилия, чтобы воплотить это решение в жизнь, попутно испытывая чувство внутренней правоты и получая удовольствие от своей активности, уровень сложности которой непрерывно повышается.

К. Рифф и Б. Сингер определяют эвдемонию как стремление человека к совершенству, основанное на знании своего уникального потенциала [Ryff, Singer, 2006]. С точки зрения Э. Деси и Р. Райяна, эвдемония представляет собой процесс реализации человеком своего дэймона, своей истинной природы [Deci, Ryan, 2008]. Это способ жизни, при котором субъект концентрируется на том, что представляет для него наивысшую внутреннюю ценность [Deci, Ryan, 2008].

Индивид, ведущий эвдемоническую жизнь, должен прикладывать постоянные усилия: вначале – чтобы обнаружить свое «истинное Я», затем – чтобы жить в согласии с ним. За это он получает возможность вести собственную жизнь, реализовывая тем самым наивысшую морально-этическую ценность из всех возможных для него. Дэймон, таким образом, способен дать смысл и направление человеческой жизни. Моральная добродетель, определяющая активность души человека, обеспечивает, по мнению Аристотеля, его устойчивость к ударам судьбы.

Дэймон представляет собой тот потенциал, который связан с индивидуальным самовоплощением человека. Он включает в себя как универсальные, свойственные всем людям возможности («ничто человеческое мне не чуждо»), так и уникальные черты, отличающие каждого индивида от всех остальных. Эвдемонизм (эвдемония) в большей степени концентрируется на процессе жизни, чем на каком-то специфическом результате, поскольку само по себе применение субъектом собственных достоинств в той или иной активности приносит ему сопутствующее удовольствие.

Ханна Арендт рассматривает дэймон как «стойкое расположение, составляющее идентичность личности» [Арендт, 2000, с.256]. Автор также подчеркивает важность предельного усилия, в котором выкладывается эвдемонический индивид. Слепота в отношении собственного дэймона ведет к беде и, как показывает пример Эдипа, к реальному ослеплению [с.255].

Выбор человеком собственной жизни, пишет Д. Нортон (Norton, 1976), предполагает не только его внутреннюю целостность, но и принятие осознанной ответственности за реализацию «личных истин» – того, о чем раньше он догадывался лишь интуитивно. Процесс такой жизни сопровождается отчетливым чувством внутренней правоты, которое впоследствии само способно стать для субъекта важным критерием различения «верных» и «неверных» желаний. Удовольствие от реализации первых достигается нелегко, требует усилий и дисциплины, в то время как «простые» наслаждения («счастье» в традиционном понимании) возникают при реализации вторых. Чувство эвдемонии способно направлять индивида к тем видам активности, с помощью которых можно приблизиться к максимальному самовыражению и самоосуществлению – лучшему, на что человек способен.

Эвдемонизм, таким образом, относится к области моральной философии, поскольку дает четкие ответы на вопрос «Как надо жить». Предполагается, что каждый человек имеет «истинное Я» и этическую обязанность жить в соответствии с ним. Реализация наивысшей ценности (индивидуального потенциала) тем самым создает наивысшее счастье – нечто отличающееся от общепринятых трактовок данного понятия. Это означает и выбор своей судьбы, собственного жизненного пути, который, по выражению Дж. С. Милля, должен быть выбран индивидом как раз потому, что является его собственным путем. Поэтому эвдемонизм представляет собой философское направление, в котором действует буквальный смысл слов: ведь метод в переводе с греческого означает путь.

Р. Мэй (May, 1969) рассматривает дэймон в качестве «природной функции», способной захватить всю личность целиком. Человек делает не только то, что ему хочется, но и то, что он должен делать (для самого себя). Как отмечает А. Я. Гуревич (Гуревич, 2005), «сущность человека предполагает существование личностного начала, ядра, вокруг которого формируется все его видение мира».

Жизнь в соответствии с собственным «ядром» («core living»), «внутренним богом» или, по А. Маслоу, своим «Верховным Судом» описывается в работе Э. Шострома (Shostrom, 1977, pp. 148 – 155). Подобное, по-настоящему полноценное существование рассматривается в качестве антипода стремлению индивида «быть хорошим» в соответствии с каким-либо внешним критерием. Как отмечает Э. Шостром, «вся сила заключена в ядре». Потому самоактуализаторы слабее остальных реагируют на социальные подкрепления (как положительные, так и отрицательные), успешно сопротивляются поверхностно-усредняющему «окультуриванию» (enculturation), что имеют отчетливо ощущаемый внутренний источник мотивации и действий (Shostrom, 1977, p. 41).

Как уже известно читателю, ряд вышеприведенных примеров может быть интерпретирован в рамках ЛОКС как забота системы «ЭГ» о своей «ЛУ». Вот шикарная цитата Питера Друкера из книги М. Чиксентмихайи, автор которой может показаться «циничным эгоистом»: «…мой опыт подсказывает, что секрет продуктивности кроется в том, чтобы НЕ делать нечто на благо чужой работе, а уделять все время тому делу, которое предназначено каждому Господом, и делать его хорошо» (Чиксентмихайи, 2013, с. 17).  

Разумеется, индивид способен (временно) сбиться с правильного пути. Подобное происходит в случаях, когда необходима борьба за выживание; когда человек поддается социальному давлению и перенаправляет свою активность на другие дела; наконец, когда он скатывается к пресловутому гедонизму и погоне за простыми удовольствиями, которая несовместима с уникальным совершенством. Также и необходимость тяжелого труда, который должен быть исполнен при эвдемонической жизни, способна «отвратить» от реализации своего потенциала.

А. Уотерман, проводя сравнительный анализ основных понятий эвдемонии и психологии индивидуальности, дает определение дэймона как «ряда психологических процессов (универсальных и уникальных, интуитивных и рациональных), с помощью которых врожденный потенциал определяется и приобретает статус личных целей, требующих своей актуализации» (Waterman, 1984, p. 17). Автор отмечает, что, с позиций современной науки, встают вопросы о врожденном / приобретенном характере дэймона; о его физиологической составляющей; о тех средствах, с помощью которых индивид может его распознать.

Преобладающий (хотя и не единственный) взгляд в философии эвдемонизма, насчитывающий две с половиной тысячи лет, предполагает врожденный характер уникального потенциала, его «единственность» и неизменность в течение жизни (Norton, 1976). Образ жизни, «отклоняющийся» от данного потенциала, подразумевает «провал» личной ответственности субъекта за свое существование.

Если считать, что врожденный дэймон никак не меняется на протяжении человеческой жизни, возникает вопрос, почему он проявляет себя, как правило, в более старшие годы, а не с самого рождения? Еще И. Кант указывал на потребность в моральном обновлении именно у зрелого человека. Позднее эту же закономерность отмечал К. Юнг при описании индивидуации и А. Маслоу в анализе самоактуализации. Да и сам Аристотель брал в обучение «эвдемонической жизни» мужчин не моложе сорока лет. «Возмужалость означает второе самоприобретение», – выразился в этой связи М. Штирнер [Штирнер, 2001, с. 35].

С нашей точки зрения, указанному явлению возможны два основных объяснения. Первое заключается в том, что индивиду (дэймон которого «неизменен» на протяжении жизни) в зрелом возрасте просто «надоедает» гоняться за пустыми и обманчивыми удовольствиями окружающего мира, и он, наконец, обращается к поискам счастья в самом себе («дверь к счастью открывается внутрь»; «дверь, к счастью, открывается внутрь»). Другое (более обоснованное с позиций современной психологии) объяснение предполагает изменчивость (развитие) врожденного потенциала в течение жизни (в соответствующей ему активности), в результате чего он с годами все громче заявляет о себе, подает более отчетливые сигналы – «просится наружу».

Вторая половина жизни более привлекательна для «эвдемониста» еще и потому, что он легче встречает старость и связанные с ней ограничения. Ведь ограничивать, в первую очередь, приходится гедонистические удовольствия, и так не являющиеся главной целью при эвдемонии. Предположим, особенности пожилого возраста требуют перехода на определенную диету. Данный переход происходит у индивида гладко, если пищевые наслаждения не относятся им к числу приоритетных. Для такого человека важно, чтобы продолжал успешно работать его мозг, что обычно имеет место у творческих людей до глубокой старости. У индивида же с преобладающей гедонистической ориентацией старение нередко вызывает страх, поскольку подразумевает уменьшающуюся способность получать удовольствие – единственное, на что он привык делать ставку. Отсюда и вопли (производителей косметики, в первую очередь) о том, что, дескать, жизнь женщины заканчивается после сорока лет. Забываете, господа, что кроме внешней красоты (у некоторых) есть еще красота ума, над которой время не властно.

Если при эвдемонической жизни дискомфорт больше относится к «низшим», телесным уровням функционирования и может быть связан с необходимостью самопреодоления, приложения всевозрастающих усилий в свободно выбранной индиивидом деятельности, то при гедонизме «тело» как раз получает свое удовлетворение. Однако эвдемония создает простор и «комфорт» на высшем уровне – для реализующейся Личностной Уникальности, в то время как при гедонистической погоне за удовольствиями нарастающий душевный дискомфорт связан с общим чувством бессмысленности существования из-за нереализованного индивидуального потенциала.      

Вернемся к основной теме главы. Признание врожденного и неизменного характера «внутреннего, истинного Я» (некоего аналога дэймона) в современной концепции К. Роджерса навлекло жесткую критику со стороны Л. Геллера [Geller, 1982]. Критикуя К. Роджерса, Л. Геллер отмечает антиисторический и асоциальный характер «внутреннего Я» и вытекающую из этого невозможность успешной самоактуализации во внешнем мире, жизни в соответствии с его требованиями. Далее Л. Геллер ставит вопрос о существующем в концепции К. Роджерса разрыве между «истинным Я» и «внешним Я» индивида, отвечающим за социальные взаимодействия, что еще больше осложняет задачу самоактуализации (попутно отметим, что в концепции К. Юнга аналогичные конструкты называются «Самостью» и «Персоной» соответственно).

Рады сообщить, что уровневое построение ЛОКС позволяет в очередной раз существенно сгладить либо полностью устранить выявленные Л. Геллером противоречия. Как известно, «посредником», отвечающим за успешную реализацию Личностной Уникальности (аналога роджерсовского «истинного Я») во внешнем мире, выступает Высший Эгоизм (ЭГ-4). Однако он сам развивается на основе Разумного Эгоизма (ЭГ-3), отвечающего как раз за успешные социальные взаимодействия! ЭГ-4, являясь, таким образом, необходимым промежуточным звеном между «уникальным» и «социальным», ликвидирует «брешь», имеющую место в роджерсовской и юнгианской концепциях. Еще один пример замечательного универсализма ЛОКС.

В рамках нашей модели, теоретическое доказательство изменения Личностной Уникальности под влиянием необходимой практики заключается в следующем: на третьем уровне (этапе) к врожденному «У» добавляется  «Л» (мотивационно-личностные компоненты деятельности, под которые «заточена» «У»). Кроме того, в процессе самореализации имеет место постоянное взаимодействие системы «ЛУ» с соответствующим уровнем системы «ЭГ». Само возрастание уровня сложности целей и заданий, которые выбирает индивид, свидетельствует о его внутреннем развитии.   

Молодым людям, не ощутившим в себе яркий талант (потенциал) с младых ногтей, не следует отчаиваться. Работайте, пробуйте себя, и с годами это придет. Не забывайте, что выход на высший, четвертый уровень ЛОКС предполагает предварительное прохождение предыдущих этапов – «юности» и «социальной реализации», причем на каждом можно отыскать свое счастье, пусть и не самое «первосортное», с точки зрения эвдемонизма. Но если вы проведете молодость исключительно в погоне за удовольствиями, либо просто будете сидеть, сложа руки, надеясь на других или на «авось», тогда точно проживете не свою, а чью-то чужую (а значит несчастливую для вас) жизнь.

Увы, но многие предпочитают верить в чудо и надеяться на «авось» даже скорее не из-за собственной «глупости», а вследствие нежелания систематически трудиться ради достижения положительного результата.

В соответствие с традицией эвдемонии, мы определяем счастье как ощущение «наполненности» жизни, возникающее вследствие реализации своего индивидуального потенциала. Если «эвдемонист» борется с возникшими на пути преградами и временно испытывает отрицательные эмоции, жизнь все равно наполнена для него значимыми переживаниями, глубоко осмысленна.    

Вернемся к основной теме. Вопрос о (возможных) физиологических основах индивидуального потенциала остается, по мнению А. Уотермана, малоизученным. В этой связи Ф. Ницше говорит о «разуме тела», дзен-буддисты – об ощущениях в районе солнечного сплетения, Р. Мэй – о «биологической основе дэймона», Д. Нортон обсуждает роль генетики и наследственности. Уникальная для каждого человека конфигурация генов (даже однояйцевые близнецы могут иметь некоторые различия в генетических паттернах вследствие спонтанных мутаций) может сделать легче или «приятнее» определенные виды активности (так же как и выбор жизненного направления в целом) по сравнению с другими.

Наряду с наследственностью не менее важную роль на протяжении всей жизни играет и окружающая среда. Например, травма, болезнь или несчастный случай могут привести к инвалидности и тем самым существенно ограничить возможности самореализации. И наоборот, успешное лечение (врожденного) заболевания способно эти возможности расширить.

И, разумеется, как уже отмечалось, необходима собственная активность субъекта – в частности, творческий труд и способность «подставляться» под определенные благоприятные возможности и избегать неблагоприятных, что позволит получить доступ к незамеченным ранее альтернативам.

Таким образом, можно предполагать, что субъект способен реализовать лишь те возможности своего потенциала (дэймона), для которых имеется необходимый «биологический» базис, доступны более-менее подходящие условия окружающей среды и налицо его собственная целенаправленная активность.

В опроснике «Шкала психологического благополучия», разработанном К. Рифф и измеряющем эвдемоническую направленность личности, имеются утверждения о нежелании индивида менять свою жизнь. Речь, разумеется, не идет о том, что в жизни «эвдемонического» субъекта ничего не меняется – как раз наоборот. Такого человека устраивает (созданное им) «окружение», способствующее реализации индивидуального потенциала. Сам же человек постоянно растет и (внутренне) меняется. Осознавая собственную уникальность, он не обменяет свою жизнь ни на какую другую.  

Напомним, что в Личностно-ориентированной концепции счастья понятию «дэймон» примерно соответствует многоуровневая система «Личностная Уникальность» (ЛУ), реализуемая во внешнем мире с помощью другой системы под названием «Эгоизм». Таким образом, субъект с ощущаемым уникальным потенциалом получает право на (высший) эгоизм, так же как и обязанность по самореализации – в отличие от остальных, также наделенных врожденным эгоизмом людей, которые не ощущают свою Личностную Уникальность.

В терминах Аристотеля, одного из основателей эвдемонической традиции, «Разумный» и «Высший» Эгоизм (ЭГ-3 и ЭГ-4) в ЛОКС могут рассматриваться как его «пронезис», практическая мудрость, а Личностная Уникальность – как «дэймон», внутреннее совершенство, стремящееся к своему воплощению. Контакт и взаимодействие этих частей обеспечивает «правильную», эвдемоническую жизнь.

Платон, учитель Аристотеля, утверждал, что главный компонент эвдемонии представляет собой «упорядочивание» собственной души, ее внутреннюю гармонию [Brink, 1997, p. 128].

Следует отметить, что теоретическое наследие Аристотеля, посвященное изучению природы эвдемонии и эвдемонической активности, до сих пор вызывает большой интерес и оживленные дебаты. С точки зрения Аристотеля, природа не действует впустую: любая вещь предназначена к выполнению определенной функции, достижению той или иной цели. Так и у людей: каждое ремесло, каждое умение предназначено для чего-либо. Цель человеческой (и любой другой) жизни заключается в умении жить (McMahon, 2006).

Какой же вид активности выделяет человека из животного царства, является уникальным, сугубо человеческим? Аристотель считал, что это разум, который следует упражнять и в соответствии с которым (разумный) индивид должен строить свою жизнь. Жизнь, построенная на основе собственной интеллектуальной активности, позволяет достичь главной цели, («высшего блага»), ведет к счастью. Почему? Да потому, что в природе, с точки зрения Аристотеля, самые главные и непреходящие вещи (добродетели) невидимы глазу и могут быть постигнуты лишь с помощью интеллектуальной активности.

Развитие способности к мышлению невозможно вне рамок образования, поэтому Аристотель не раз повторял, что «между образованным и необразованным человеком такая же разница, как между живым и мертвым» [Гончарова, 1988, с. 61].

Быть хорошим человеком по Аристотелю означает быть счастливым человеком (и наоборот), поэтому достижение счастливой жизни через самореализацию позволяет тем самым решить и этические вопросы. Интересно, что в рамках ЛОКС от моральной (эвдемонической) жизни человека выигрывает часть личности (точнее, высший уровень системы «Эгоизм»), которую советская психология считала как раз наоборот аморальной. Можно также утверждать, что осмысленная, эвдемоническая жизнь ведется и в эгоистических интересах. Экспериментально установленные нами взаимосвязи между понятиями «смысл» и «эгоизм» будут подробно рассмотрены в главе 15.

Часто (хотя и не всегда) древнегреческий философ утверждал, что эвдемония – «предел» всех хороших вещей, которые могут быть достигнуты в человеческой жизни с помощью действий – и связанное с ней процветание (human flourishing) состоят исключительно в интеллектуальной активности – «теоретизировании» (Cooper, 1986).

Вышеупомянутый «конечный предел» обладает следующими свойствами:

1. Он предназначен только для «самого себя».

2. Все остальные желаемые вещи желаются ради него (являются для него инструментальными).

3. (Возможно, что) сам он не предназначен ни для чего другого.

Читателю последующих глав будет интересно отметить сходство данных положений с понятием «аутотелической активности», выполняемой ради самой себя, с представлением о счастье как конечной ценности человеческого существования, об эгоизме как «конечном» мотиваторе всей активности.

Таким образом, согласно Аристотелю, все желания человека в итоге приходят к одному и тому же объекту (конечной цели), который предназначен для себя и ни для каких-либо иных задач. Подобная «предельная ценность» должна быть артикулирована каждым взрослым человеком относительно собственной жизни и процветания в ней. Соответственно подбирается и вид активности (по возможности интеллектуальной), позволяющей достигать собственного совершенства.

Как уже говорилось, Аристотель считал интеллект высшим, что имеется у человека, а интеллектуальную жизнь – «первосортной» по сравнению с «обычной» на том основании, что интеллект представляет собой единственную «общую» часть у людей и богов. А боги, как известно, являются существами «высшего сорта» в сравнении с людьми. Даже «мораль» и «добродетель» должны быть подчинены работе интеллекта; они в большей степени нужны людям, ведущим «второсортную» (не интеллектуальную) жизнь, ум которых имеет «практический» характер.

По нашим предположениям, именно «практически» ориентированным людям, желающим достичь счастья с помощью собственных способностей и добродетелей, Аристотель и посвящает принцип «золотой середины» (по сути – умеренности), согласно которому любое качество характера не должно быть слишком сильно выражено, но и не должно отсутствовать вообще. Удивительно, но ни один известный нам исследователь наследия Аристотеля не только не пытался объяснить, но даже не заметил противоречия между подобной внешней «усредненностью» и уникальным предназначением каждого человека (далеким от какой бы то ни было усредненности), о котором неоднократно говорил философ.

Ответ на поставленный вопрос (как это обычно и бывает в последние годы))) позволила дать наша концепция. Правило «золотой середины» (внешнее согласие) создает интеллектуалу благоприятные возможности для сравнительно гладкой и спокойной жизни в обществе, далеко не все члены которого разделяют подобные ценности (третий, «социальный» уровень ЛОКС в системе «ЭГ»). Тем самым реализуется ценность самосохранения, которая с необходимостью должна предшествовать самоутверждению (реализации ЛУ).

Умеренность в поведении также позволяет избежать излишних трений между собой «практически» ориентированным людям, добродетели которых напрямую реализуются во внешнем мире. Добродетели характера и достигаемое с их помощью счастье Аристотель считал «второсортными» в сравнении с добродетелью и счастьем созерцательного ума, собственной «божественной» силой познающего тайны мироздания.

Вот как в рамках системы «Эгоизм» в ЛОКС работает аристотелевское правило «золотой середины»: индивид «умеряет» «животный» ЭГ-2 ради перехода на следующий уровень – «социальный» ЭГ-3, а впоследствии «умеряет» ЭГ-3 ради перехода на «эвдемонический» ЭГ-4 (уровень индивидуальности и духовности).  

Поэтому соблюдение отмечаемой выше умеренности является, с нашей точки зрения, всего лишь одним из предварительных условий реализации индивидуального потенциала, имеющей место на более высоком (четвертом) уровне, описываемом нашей концепцией. Спокойное, внешне доброжелательное поведение, демонстрируемое интеллектуалом в отношениях с другими, «практическими» людьми (стоящими, с точки зрения Аристотеля, на более низкой ступени развития), позволяло философу сохранять относительную безопасность, столь актуальную в условиях античного мира.  Интеллектуальные же «бури» и «драмы», свойственные мудрецу, бушуют в его внутреннем мире, поэтому могут быть не заметны «профанному» глазу.

Не забудем, что в античном (да и более позднем средневековом) обществах индивидуализм отнюдь не поощрялся: человек, поведение которого не вписывалось в некие усредненные рамки, мог быть заподозрен в связях с «нечистой силой» и казнен. Традиционализм выдвигал требование подчиняться раз и навсегда установленным правилам и обычаям. Отдельный человек, даже одаренный, нередко остерегался быть «самим собой» [Гуревич, 2005]. И как все поменялось в Европе ко второй половине XIX века! «Только как единственные, вы можете по-настоящему общаться друг с другом», – пишет немецкий философ М. Штирнер.

Вернемся к эвдемонизму Аристотеля. Если индивид не использует свой интеллект в качестве высшей ценности, он тем самым отвергает собственное богоподобие ради подобия с животными. У таких людей «маленькая, рабская» душа. Вспомним в этой связи, что в религии иудаизма обращенная к Богу часть человеческой личности признается «чистой». У Аристотеля же «чистым» признается созерцательный (теоретизирующий) ум, «объединяющий» человека с обитателями Олимпа. Как видим, между обоими понятиями есть немалое сходство.

Интеллектуал, согласно Аристотелю, постигает моральные добродетели иначе, чем обычный человек. Жизнь философа, проводимая в размышлениях, может иметь необходимый «социальный фасад», за которым скрывается отсутствие особой заинтересованности в общественной, политической и семейной жизни. Отождествление себя и своих истинных интересов с собственным интеллектом означает, что такой индивид склонен рассматривать все остальные вещи в качестве «посторонних». Любая иная «полезная для общества» активность является вынужденной и выполняется лишь по необходимости – в связи с тем, что философ, как уже отмечалось, живет среди людей. У такого мудреца нет «социальных» или иных «внешнеориентированных» добродетелей, поскольку он не испытывает привязанности к подобной (материальной) деятельности. Интеллектуал (своего рода сверхчеловек, если воспользоваться терминологией Ф. Ницше) имеет право находиться вне обычных обстоятельств и морали.

Немаловажно и то, что Аристотель, изучая природу счастья, считал эвдемонию (и теоретическое мышление как «первосортный» ее вид) не только самой хорошей и ценной, но и наиболее приятной жизнью. Его представления подкрепляются результатами современных исследований, согласно которым эвдемоническая направленность человека приносит ему и гедонистическое удовольствие в качестве одного из следствий.

Отметим также, что в античном мире превозносимые Аристотелем созерцание и теоретическое мышление, будучи «скрытыми» от посторонних глаз процессами и как будто «внезапно» приводившими к открытию нового, действительно ассоциировались в сознании обычных людей с чем-то непостижимым и божественным (в наше время подобную активность связывают с интуицией, хотя намного понятнее данный феномен от этого не становится). Древнегреческий мыслитель и мудрец как бы имел способность «проникать» в тайны бытия одной лишь силой своего ума, что позволяло предполагать его родство с богами. 

Представления Аристотеля об эвдемонии как «хорошей жизни» («good life» в англоязычных источниках) с необходимостью ставит вопрос: хорошей для кого? Если для всего общества, то это вопрос морали и этики; если же для самого человека – тогда использование системы «Эгоизм» в ЛОКС получает дополнительное обоснование.

Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что продуктивно мыслить (тем, кто умеет это делать) можно и в одиночку (уникальный внутренний мир для каждого отдельного мыслящего субъекта), в то время как действовать приходится во внешнем (общем для всех) материальном мире, в котором проявляют активность и другие люди со своими интересами. Напомним, что в ЛОКС индивидуальные характеристики, связанные с эвдемонической активностью, реализацией уникального потенциала, принадлежат к более высокому (четвертому) уровню в сравнении с третьим (социальным) уровнем. С другой стороны, выход на четвертый уровень невозможен без (предварительного) «прохождения» третьего – периода «общественной» самореализации.

Приведем в этой связи характерную цитату: «…если вы родились на необитаемом острове и никогда музыки не слышали, Бетховен из вас вряд ли выйдет. Может быть, вы научитесь подражать птичьим голосам, но Пятую симфонию вам не написать» [Чиксентмихайи, 2013, с. 59]. По этой же причине в Республике Конго нет лыжников (хотя наверняка имеюся люди с потенциалом к данному виду спорта). Чтобы создать новый продукт, индивиду требуется длительное время для пребывания в нужной среде, усвоения информации соответствующего «культурного домена» (в том числе, в общении со специалистами), что в основном и достигается на третьем, социальном этапе развития в ЛОКС. Так что периоду «божественно-чистого» мышления (если повезет) с неизбежностью предшествует этап активной практики, включающий «набивание шишек».

В отличие от своих учителей, Сократа и Платона, Аристотель не разделяет точки зрения о том, что наличие добродетели само по себе достаточно для достижения счастливой жизни. Он вполне допускает возможность того, что уникальный потенциал человека может остаться нереализованным – в первую очередь, в связи с множеством помех и случайностей окружающей среды. Поэтому он и говорит (и мы с ним полностью в этом согласны) о необходимости целенаправленной активности, управляемой разумом, как единственном средстве самоосуществления (что приблизительно соответствует системе «ЭГ» в ЛОКС).

Согласно историческим исследованиям, именно древние греки первыми начали ценить независимые действия человека и его личный взгляд на вещи, что и привело впоследствии к появлению группы теорий, связанных с развитием и реализацией индивидуального потенциала [Csikszentmihalyi, 1993, p. 236].

Попутно заметим, что «счастье» в античном мире нередко рассматривалось как результат фортуны, выпавшего шанса, а не продукта постоянных и сознательных усилий [McMahon, 2006]. Если сам врожденный потенциал в нашей концепции принадлежит системе «Личностная Уникальность», то способность преодолевать препятствия, «смелость» вести достаточно независимую жизнь с целью его реализации связана с работой высшего уровня системы «Эгоизм» (зрелый индивидуализм).

Как видим, Аристотель достаточно высоко поднимает планку для тех, кто стремится достичь «высшего счастья». По сути, он говорит о «богоподобном» меньшинстве, сумевшем так организовать свою жизнь, чтобы в определенном смысле выйти за пределы ее обычных человеческих условий. Речь идет не о любой, а, в первую очередь, о творческой интеллектуальной активности, поскольку обитающие на Олимпе боги не просто мыслят, но и творят новое. Вот как писал о подобном Эпикур: «Мудрец полагает, что лучше с разумом быть несчастным, чем без разума быть счастливым» [Гончарова, 1988, с. 140].

Даже тот, кто успешно реализует «добродетели характера», а не интеллекта, получает лишь «второе», (хотя и «этическое») счастье, поскольку он по-прежнему «не связан с богами». Жизнь такого человека (не говоря обо всех остальных людях, вообще не реализовавших себя) не может считаться совершенной. Платон, учитель Аристотеля, видел выход из данного положения в «правлении философов», поставивших своей главной целью повсеместное осуществление эвдемонических ценностей. Остановимся подробнее на важных для нас положениях этого великого ученого и проанализируем их с точки зрения ЛОКС.

Идеальный мир Платона. Древнегреческий философ Платон по праву считается одним из основателей современных гуманитарных наук. Как утверждает А. Уайтхед, «Чтобы наиболее точно охарактеризовать традиции европейской философской школы, надо признать, что она представляет собой ряд примечаний к Платону» [Блэкберн, 2009, с.15]. Велико влияние философа и на развитие религиозных идей. Так, по мнению президента средневековой Флорентийской академии М. Фичино, Платона следует проповедовать в церквях наравне с Библией [Блэкберн, с. 154].

В своих трудах Платон постулирует существование особого идеального мира, объекты которого окончательны, непреложны, неизменны. На их вершине находится «подлинный объект особого вида знаний, не зависящих от чувственного восприятия» [Платон, 2005]. Ищущему человеку предстоит совершить так называемое «восхождение», чтобы увидеть этот идеальный мир и проникнуться его истинами.

Как считает Платон, подавляющее большинство людей находится как бы в темной пещере, где они принимают за реальность случайные тени и силуэты, возникающие на стене вследствие горящего огня. Человек, стремящийся к истинному знанию, обязан покинуть пещеру, выйти навстречу солнцу и «настоящему» миру. Впоследствии такой просветленный индивид (философ по определению Платона) должен вернуться к людям и применить открывшиеся ему знания для того, чтобы мудро управлять государством (а также теми, кто по-прежнему находится в пещере).

Постановка проблемы. Центральная метафора Платона при всей своей образности и красоте не дает ответа на ряд важных вопросов. Прежде всего, как конкретный человек осознает, что он находится именно в «пещере», в условиях глубокой темноты? Как он понимает, что существует лучший, идеальный мир? Каким образом он принимает решение осуществить «подъем» навстречу этому новому миру; насколько трудным является само восхождение из пещеры к солнцу? Что помогает ему в процессе трудного подъема и что дает «пропуск» в новую реальность? Наконец, что теперь становится лучшим выбором для просвещенного индивида: вернуться в пещеру к людям и поделиться с ними полученными знаниями (без гарантии быть понятым) или остаться в этом идеальном мире, освещаемом лучами истинного знания?

Миф о пещере и ЛОКС: сравнительный анализ. Прежде всего, отметим ряд сходных черт между обеими рассматриваемыми теориями. Понятие «Личностная Уникальность» как лучшая часть, «внутреннее сокровище» индивида отражает не только данные современных исследований человеческого потенциала в гуманистической психологии, но несет на себе «отблеск» платоновского идеализма. В качестве одного из подтверждений приведем цитату Олдоса Хаксли, согласно которому «психология, находящая в душе нечто подобное божественной реальности или даже идентичное ей», принадлежит «вечной философии» Платона [Блэкберн, с. 31 - 32].

Другой важной чертой сходства является идея восхождения человека к высшему уровню своего развития. Если в ЛОКС индивидуальная самореализация осуществляется с помощью взаимодействия высших уровней обеих систем (ЛУ-4 и ЭГ-4), к достижению которых постепенно движется субъект, то в мифе Платона восхождение человека из глубокой пещеры к свету носит «буквальный» характер.

В отличие от идеального мира Платона, ЛОКС имеет двусистемное построение. Если теории древнегреческого философа свойственна «потусторонность» и «чистая трансценденция» [Блэкберн, с. 30], то в Личностно-ориентированной концепции счастья имеется как система, претендующая на роль «идеала» (ЛУ), так и «материалистический», ориентированный на повседневную реальность «Эгоизм» (во всяком случае, на «низших» уровнях своего развития). Поэтому ЛОКС, являясь и «потусторонней» и «посюсторонней» теорией, в большей степени соответствует религиозным (в частности, иудейским и христианским) представлениям о двойственной природе человека, о взаимодействии внутри него двух сил, одна из которых «притягивает к земле», а другая «влечет к небу» [Блэкберн, с. 105].

Наконец, и это самое главное, ЛОКС дает возможность продвинуться в решении ряда вопросов, которые платоновская теория оставила без внимания. Постулируя наличие ЛУ (или, иными словами, потенциала, одаренности, таланта) внутри индивида (а не в особом, отделенном от простого смертного мире), наша концепция предполагает тем самым и возможность его достижения. Отметим в данной связи, что гуманистическая психология в лице А. Маслоу и К. Роджерса говорит о наличии подобного «идеального Я» в каждом человеке, что не слишком увязывается с повседневной реальностью, в которой, по наблюдениям того же А. Маслоу, самоактуализируется менее одного процента людей. В этой связи ЛОКС не говорит о «поголовной охваченности» населения уникальным врожденным потенциалом, который так и рвется наружу, причем ей, как ни странно, помогает не только современная эмпирика, но и платоновский миф. Ведь из пещеры решает выбраться только один человек из многих! Другие же предпочитают остаться в привычном, хотя и «полуслепом» состоянии.

Вернемся к идеальному миру Платона. Древнегреческий философ ни разу не рассказывает нам о «способах проникновения» в него. Индивид «вдруг» понимает, что видит не реальный мир, а его бледное отражение, сам начинает смотреть в другом, «правильном» направлении, а затем как по волшебству, без всяких проблем выползает из своей пещеры к новой, совершенной действительности, в которой с первых же минут чувствует себя как дома. Разумеется, мы никак не можем ставить в укор Платону недооценку конкретных психологических механизмов, способствующих успешному «восхождению». Мы лишь фиксируем «пропущенные звенья», восполнить которые попытаемся с помощью механизмов ЛОКС. При всех вышеотмеченных чертах сходства не будем забывать, что аналогом внешнего по отношению к человеку «идеального» мира Платона в нашей концепции выступает предполагаемая внутренняя Личностная Уникальность индивидуума.

Как отмечал Филон Александрийский, иудейский философ первого столетия, в значительной степени ассимилировавший платонизм и христианство, для отношений между Богом («идеальным») и человеком («земным») необходим посредник [Блэкберн, с. 155]. В учении Платона такой посредник между двумя мирами отсутствует, в то время как в ЛОКС он имеется. Речь идет о высшем уровне системы «Эгоизм» – ЭГ-4, функция которого заключается в реализации Личностной Уникальности во внешнем мире. С одной стороны, ЭГ-4 способен войти в успешный контакт с идеальной ЛУ как раз потому, что представляет самую высокую стадию развития системы «ЭГ» –  зрелый индивидуализм. Таким образом, речь идет о «диалоге равных». С другой стороны, ЭГ-4 способен осуществлять защитные, мотивационные и другие полезные в отношении реализуемой во внешнем мире ЛУ функции как раз потому, что, будучи эгоизмом, неразрывно связан с решением повседневных «мирских» проблем, касающихся осуществления индивидом собственных интересов. Исходящая со стороны ЭГ-4 мотивация, будучи примененная к платоновскому мифу о пещере, как раз позволяет объяснить начатую индивидом активность и предпринимаемые в процессе «восхождения» усилия, когда окончательный результат еще далеко не ясен. В наше время подобную деятельность субъекта психологи назвали бы саморазвитием и самосовершенствованием, определяемыми исключительно внутренней мотивацией (intrinsic motivation).

Наконец, именно «Высший» Эгоизм способен повлиять на «просветленного» человека таким образом, что тому не захочется возвращаться обратно в пещеру и делиться полученными знаниями с ее обитателями. Как показывают многочисленные исторические  примеры, подобная «ересь» может быть с большой вероятностью отвергнута, а ее беспокоящий всех носитель – умерщвлен «пещерными людьми».

Поэтому отныне полноценная и счастливая жизнь «в лучах солнца» становится наиболее предпочтительной для автономной и эффективной личности, реализующей свой уникальный потенциал. Аристотель, один из учеников Платона, называл подобное существование эвдемонией. Такой образ жизни активно исследуется в современной зарубежной психологии. Использовав метафору Платона, отметим, что в ЛОКС уровень «индивидуального» (жизнь в солнечных лучах) также находится выше уровня «социального» (коллективная жизнь в темной пещере).

Еще раз подчеркнем, что возможность успешного контакта с ЛУ-4 определяется высочайшим «качеством» ЭГ-4. Речь идет о таком особом отношении к себе, а, точнее, о любви к идеальному, лучшему, перед которой сдается «прекрасная дама» по имени Личностная Уникальность. Вспомним Сократа, определявшего любовь как устремленность индивида к высшим ценностям существования.

В приведенной метафоре, помимо всего прочего, содержится объяснение, почему многим бесспорно одаренным людям так и не удается реализовать свой потенциал. У них имеется Личностная Уникальность, однако отсутствует «Высший Эгоизм», способствующий успешному самоосуществлению. Зияющая пропасть между  постулатами гуманистической психологии и эмпирическими данными также  получает в этой трактовке дополнительное обоснование (человек может не иметь ЛУ-4 или ЭГ-4, а также и того и другого одновременно).

Интересно обратить внимание читателя, на идею "посредничества", имплицитно присутствующую в ЛОКС. Если Личностная Уникальность (дэймон), в рамках воззрений древнегреческих философов, осуществляет контакт между индивидом и "высшими силами" (богами), то ЭГ-4 способствует реализации ЛУ в "обычном" мире.  

Помощь системы «ЭГ» в реализации ЛУ прекрасно демонстрирует цитата С. Моэма: «Цель эта требует некоторой жестокости и поглощенности собой, которая оскорбительна для других и поэтому часто сама себя сводит на нет. Хорошо известно, что многих людей, сталкивавшихся с Гете, возмущало его холодное себялюбие» (Моэм, 2012, с. 287).

В ЛОКС система «Эгоизм» развивается от уровня к уровню на протяжении человеческой жизни, что соответствует идее Платона о «восхождении». Однако отметим, что параллельно ей развивается и система «Личностная Уникальность», первоначально представляющая собой лишь врожденные задатки индивида – в отличие от платоновской метафоры, согласно которой, человек, успешно осуществивший восхождение, получает уже готовый (полностью созревший) «приз». Ведь никому не приходит в голову поинтересоваться, как и когда сформировался идеальный мир Платона, поскольку, с точки зрения древнегреческого философа, совершенные вещи являются неизменными.

В связи с тем, что ЛОКС описывает достижение счастья, упомянем подсчеты Платона, согласно которым просвещенный («побывавший на солнце») правитель в 729 раз счастливее остальных, что лишний раз подтверждает нашу трактовку эвдемонии как высшего вида счастья.

Таким образом, разработанная нами Личностно-ориентированная концепция счастья имеет ряд сходных черт с учением Платона (наличие «идеала», совершаемое к нему «восхождение», качественно иная жизнь субъекта после подъема «к солнцу»). В то же время наша теоретическая модель позволяет выявить некоторые неясности и восстановить пропущенные в платоновском толковании «звенья», дающие возможность более ясной и конкретной перспективы самореализации индивида и достижения им счастливой жизни.

Следует отметить, что другие философские школы, возникшие в Афинах несколько позднее (главным образом, эпикурейцы и стоики), в целях привлечения учеников существенно снизили критерии достижения «эвдемонии» и «счастья», обещая научить этому любого желающего – разумеется, с предсказуемыми результатами.   

Современные исследователи [Ryan, Huta & Deci, 2008; Waterman, Schwartz & Conti, 2008] выделяют три основных черты эвдемонизма: 1) осмысленная жизнь, 2) реализация личностного потенциала, 3) полное функционирование субъекта. Также показано положительное влияние подобного образа жизни и его составляющих (внутренняя мотивация, автономная регуляция, умственная активность) на состояние физического здоровья человека, на его способность противостоять стрессу [Ryan & Deci, 2001, Ryan, Huta & Deci, 2008; Ryff & Singer, 2006]. Эвдемоническая активность трактуется как «психологическое благополучие» человека, его «процветание» [Ryff & Singer, 2006], которое имеет ряд полезных сопутствующих эффектов. Речь, в первую очередь, идет о просоциальном поведении, ассоциируемым с меньшим давлением на окружающую среду [Sheldon & Elliot, 1999; Ryan et al., 2008]. Такие люди в меньшей степени склонны к манипулятивным взаимоотношениям с окружающими, предпочитают немногие, но качественные взаимосвязи со значимыми другими, чувство «принадлежности» (relatedness) к ним [Ryff & Singer, 2006; Ryan & Deci, 2001]. Определенная «умеренность» на социальном уровне помогает индивиду сконцентрироваться на собственном потенциале и его реализации. С эвдемонией также ассоциируются следующие темы: смысл жизни, целеполагание, психологическая интеграция, личностный рост, значимые взаимоотношения [Ryff, Singer, 2008].

Другой из обсуждаемых подходов, гедонистический, основан на изучении субъективных переживаний радости, удовольствия, приятных ощущений, которые испытывает человек. В основе гедонистического направления в исследованиях счастья лежит философское положение о том, что хорошая и полноценная жизнь должна быть приятной. А психология гедонизма утверждает, что поиск удовольствий является главным (и, возможно, единственным конечным) мотивом человеческого поведения [Veenhoven, 2003].

Традиция подхода идет от древнегреческого философа Аристиппа (Кирены, Северная Африка) и связана с признанием наслаждения высшим благом в жизни человека [Тэйлор, 2009]. Идеи другого мыслителя Древней Греции, Эпикура, посвященные умению получать удовольствия и избегать страдания (упрощенно понятые), снова стали популярными в Европе в эпоху Возрождения и продолжают оставаться таковыми по сей день.

Счастье в традиционном понимании нередко и отождествляется с состоянием «длящейся» радости и наслаждения жизнью. Поиск занятий и разного рода материальных предметов с целью получения максимального удовольствия, «самоублажения» идёт в ногу с основными принципами общества потребления, воцаряющимися на постсоветском пространстве. При этом «в тени» остаются важные психологические закономерности, связанные с действием закона адаптации (любые чувственно-материалистические удовольствия быстро «мельчают», «приедаются») [Селигман, 2006; Шварц, 2005;] и недооценкой полезных функций «неудовольствия» – отрицательных эмоций. Как говорил еще Аристотель, гедонизм не следует рассматривать в качестве конечной цели: то, что «правильно», может противоречить тому, что делает нас «счастливыми».  

Прямолинейное и тотальное стремление к скорейшему и максимальному наслаждению наталкивается не только на закон адаптации, но и на «гедонистический парадокс», в соответствии с которым, бóльшая концентрация субъекта на ощущении собственного удовольствия ведет к исчезновению приятных ощущений [Ялом, 1999]. Уход во всё больший «плюс» по шкале удовольствий создаёт, с одной стороны, привыкание к ранее позитивным стимулам, а, с другой стороны, нарастающую сенсибилизацию к негативным стимулам, к «неудовольствию», и, делая индивида психологически более уязвимым, ведёт к его постепенной невротизации. Тяга ко все новым удовольствиям усиливает переживание разрыва между желаемым и действительным. Характерно, что данным расстройствам свойственно как раз негативное эмоциональное состояние (неудовольствие). Фактически, избалованные потребители карабкаются по лестнице, ступеньками которой выступают гедонизм, адаптация, невроз.

Данные явления, очевидно, имеют место еще и потому, что подогреваемый рекламой рост ожиданий опережает любые достижения научно-технического прогресса. Претензия на то, чтобы за твои деньги тебе все «разжевали», «положили в рот» и обязательно «было вкусно», формирует, на наш взгляд, еще одну разновидность «выученной беспомощности». Только на этот раз «подопытными» являются люди, а не селигмановские собаки.

Появление и широкое использование новейших технических устройств и средств коммуникации привносит в потребление налет «интеллектуальности», маскирующий гедонистические цели и в то же время продолжающий усиливать эгоизм и нарциссизм индивида («новое сообщение для вас»). При эвдемонии же подобные технологии являются всего лишь средством, не заслуживающим специального упоминания и используемым только в необходимых ситуациях.    

Гедонистический подход, основанный на эгоистическом стремлении к «быстрому» удовольствию и «счастью», имеет негативные экологические последствия, поскольку истощает земные ресурсы. Материальное благосостояние растет, удовольствия становятся еще изощреннее – подобно действию наркотика все более высокой степени очистки. Однако уровень счастья не увеличивается в связи с параллельным ростом ожиданий и действием закона адаптации. В то же время увеличивается страх несчастья – боязнь потерять то, что уже имеется. Согласно опросам, уровень счастья среди населения США остался таким же, каким был в 1947 году, зато распространенность депрессивных и тревожных расстройств среди американцев, рожденных после Второй мировой войны, выросла в десять раз [Myers, 2002, р. 43].

Однако гедонистический подход черпает силу в тенденциях потребительского общества, которое обещает индивиду всё большее удовольствие при увеличении потребления. В то же время известно, что нечастые материальные и чувственные наслаждения действительно способны на некоторое время повысить уровень субъективного благополучия человека, поскольку в этом случае не повышают порог его получения и не вызывают адаптации к ним [Селигман, 2006]. Речь, разумеется, не идёт о вредных зависимостях.

Будучи осведомленными о некоторой односторонности современной позитивной психологии, мы считаем возможным использовать ее потенциал в качестве поддерживающей системы психотерапии, ориентированной на то, чтобы, в первую очередь, не нарушить более глубокими и всесторонними интервенциями с трудом достигнутое, шаткое душевное равновесие «тяжелого» пациента. И наоборот, чем более «здоровым» является клиент, тем более глубокая (в том числе, с элементами конфронтации) психотерапия может быть с ним использована. 

Несколько забегая вперед, хотели бы отметить, что гедонизм, относящийся в ЛОКС к системе «ЭГ», имеет место на 1-м, 2-м, 3-м и 4-м ее уровнях. Соответственно, гедонистические переживания качественно различаются от уровня к уровню. Еще И. Кант утверждал, что удовольствие удовольствию рознь, различая в связи с этим «патологическое» и «моральное» (связанное с культурой) удовольствие. Дж. С. Милль хоть и считал удовольствие «стандартом» счастья, тем не менее, утверждал, что некоторые («благородные») удовольствия и чувства лучше всех остальных [McMahon, 2006, p. 349]. Простая логика позволяет сделать вывод, что счастье не всегда является синонимом (или следствием) гедонизма.

Идеи о качественных различиях, «благородстве» определенных (гедонистических) переживаний рассматриваются в современных работах Р. Криспа и Ф. Фелдмана, которых мы коснемся позднее.  

Cпецифическое («высшее») удовольствие субъекта, связанное с функционированием высшего, четвертого уровня ЛОКС, касается не только процесса эвдемонической активности (проживанием собственной жизни) и достижения уникальных для субъекта целей, но и последующего наслаждения от применения продуктов деятельности другими людьми и обществом в целом. Альпинист не только достигает цели (покорение вершины), но и наслаждается процессом движения к ней, так же как и, по выражению М. Чиксентмихайи, «само-коммуникацией» в ходе предпринимаемой активности [Csikszentmihalyi, 1993]. Использовав ЛОКС и свой собственный альпинистский опыт, мы бы предположили, что упомянутая «коммуникация» происходит между Высшим Эгоизмом и Личностной Уникальностью, проявляющимися в эвдемонической активности. Последующее общественное признание «покорителя вершин» также способно (на некоторое время) подарить ему приятные переживания – один из побочных эффектов эвдемонического образа жизни, этакий красивый и некоторое время живущий мыльный пузырек.

Также и «обычные» гедонистические наслаждения (относящиеся к «нижележащим» уровням нашей концепции) могут в минуты отдыха от напряженной деятельности ощущаться острее в связи с тем, что не являются целью эвдемонической активности (что парадоксальным образом способствует их силе, поскольку отменяет действие «гедонистического парадокса», связанного с повышенной сосредоточенностью индивида на собственных приятных ощущениях), а, значит, возникают не столь часто (что, в свою очередь, снижает порог получения приятных ощущений и тем самым в значительной степени ослабляет действие закона адаптации). Некоторый отдых субъекта, «перезарядка батареек» – вот, пожалуй, единственная относительно полезная функция гедонизма, которой нельзя давать разрастаться.  

Впрочем, эвдемоническая жизнь вполне приемлет негативные переживания и даже страдания, если они связаны с достижением важной для субъекта цели.Так, М. Селигман  и другие авторы отмечают, что люди нередко становятся сильнее после перенесенных психологических травм [Seligman, 2011, рр. 160 – 161]. Д. Линден приводит данные современных биохимических исследований, доказывающих, что удовольствие и боль можно испытывать одновременно. Толика боли и страдания, примешиваемая к удовольствию, может способствовать значительному росту последнего, поскольку создает суперинформативный ответ организма [Линден, 2012, с. 187 – 188]. Преодоление трудностей в процессе самосовершенствования, сопровождаемое, в том числе, и негативными переживаниями, нередко усиливает осмысленность выполняемой деятельности: «Если это труднодостижимо, значит, оно по-настоящему ценно. Если я (с трудом) это достиг, значит я молодец». Тем самым, пережитые на пути к цели страдания делают более значимым ее достижение.

Сравнительные экспериментальные исследования «эвдемонической» и «гедонистической» концепций счастья дают интересные результаты. Показано, что примерно 80% «эвдемонических» видов активности также несут в себе высокий уровень «гедонистического» наслаждения (Waterman, Schwartz & Conti, 2008; Deci & Ryan, 2008). В то же время, как известно, достичь гедонистического удовольствия можно и другими, простыми и быстрыми путями, связанными с материальным потреблением (но уже никак не с эвдемонией).

Приятные переживания, возникающие в процессе (успешной) деятельности, в небольших дозах полезны, поскольку способствуют ее продолжению и возобновлению в будущем. Однако их обилие вызывает лень [Veenhoven, 2003]. Данная закономерность означает, что «эвдемоническому» субъекту не следует ставить гедонистические удовольствия в качестве основной (или даже сознательной) цели своей активности, которая, в соответствии с внутренней мотивацией,  должна выполняться «ради нее самой» Так что пусть гедонизм остается нечастым «приятным сюрпризом», «побочным продуктом деятельности» для одаренного труженика, стремящегося к счастью.

Прорисовывается следующая закономерность: эвдемонический образ жизни, связанный с актуализацией человеком собственного потенциала, с большой вероятностью позволит получить и гедонистическое наслаждение («два в одном»). Однако чрезвычайно важно, что подобная активность выбирается не ради наслаждения, а ради неё самой, или, точнее, ради проявления в ней индивидуальных достоинств субъекта, его личностной неповторимости. Автономная личность склонна принимать активность как свою собственную (Ryan, Huta & Deci, 2008), что говорит о включенности в деятельность высших уровней саморегуляции (Леонтьев, 2011). Не всегда приятные ощущения субъекта на низших уровнях его системы жизнедеятельности компенсируются ощущением самореализации, исполнением собственной «миссии», «предназначения», осмысленностью существования. Как показано в одном из исследований по достижению целей, ключевым для субъекта служит ощущение «его» или «не его» цели, а не тех эмоций, которые она вызывает. Стремление к достижению значимых для субъекта долговременных целей меняет его жизнь (Sheldon & Elliot, 1999). И наоборот, стремление к быстрым, лёгким и кратковременным удовольствиям, нагружая индивида приятными (в основном, чувственными) ощущениями, оставляет незаполненными высшие, смысловые уровни его существования, создавая в перспективе более глубокую неудовлетворённость.

Если сугубо гедонистическая активность тесно связана с позитивными аффектами и негативно – с отрицательными аффектами, то эвдемоническая деятельность имеет гораздо меньшее отношение к «знаку» эмоций (Ryan, Huta & Deci, 2008). Это означает, что субъект, выбирая эвдемонический образ жизни, стремится, в первую очередь, к личностным смыслам и самореализации, а не к приятным гедонистическим переживаниям. В то же время, нацеленность на самоактуализацию парадоксальным образом снижает порог получения гедонистического удовольствия (Myers, 2002), что позволяет человеку сохранять весь спектр переживаний.

Эвдемония или полноценное, по-настоящему счастливое существование (good life), признается чуть ли не единственной альтернативой «скатыванию» человека к потребительской, гедонистической погоне за легкодоступными удовольствиями и «счастьем» по мере роста материального благосостояния.

В этом смысле мы не можем согласиться с утверждением Ф. Фелдмана (Feldman, 2012) о подмене понятия «счастье», которое, якобы, произвел эвдемонизм. Ф. Фелдман считает, что каждому человеку более-менее известно приятное ощущение счастья, которому он дает довольно расплывчатое название «garden variety happiness». Вслед за этим Ф. Фелдман утверждает, что определение счастья как «упражнения своих преобладающих способностей и творческих сил», принятое в аристотелевской традиции эвдемонизма, является необоснованным. По его мнению, эвдемонизм не имеет права называть «обычное» счастье всего-навсего «правдоподобной версией» данного состояния, а «истинным» счастьем – упомянутый выше эвдемонический вариант.

Не желая оставаться в стороне, подбросим пару поленьев в огонь дискуссии. Прежде всего, мы полностью согласны с О. Флэнаганом в том, что термин «счастье» является многозначным, полисемичным (Flanagan, 2007, p. 162). В современной науке можно легко насчитать с десяток групп теорий счастья, причем каждая дает собственное определение данного понятия. Почему у эвдемонизма, принадлежащего к позитивной психологии, нет такого права? Что же касается претензий эвдемонизма на «единственно верное» определение счастья в сравнении с другими теориями, то и они, на наш взгляд, имеют разумные основания. Вкратце их перечислим. Во-первых, как уже отмечалось, «счастье» в других концепциях подвержено разъедающему воздействию закона адаптации и гедонистическому парадоксу. В эвдемонизме подобного не наблюдается. Во-вторых, эвдемонизм обычно подразумевает не только творческий труд, но и гедонистическое наслаждение в качестве сопутствующего результата («два в одном»), в то время как прямолинейная погоня за удовольствиями не только не способствует эвдемонии, но и уводит прочь от нее. Наконец, уникальный потенциал в теории эвдемонизма представляет собой «идеальную» часть личности – лучшее, что имеется у человека, а его реализация – наивысшую жизненную ценность. Поэтому представляется полностью обоснованным (если не необходимым – чтоб люди знали) определить эвдемоническое существование (четвертый уровень ЛОКС) как «истинное» или «высшее» счастье. Другой, сопоставимой по своим эффектам «разновидности» (теории) счастья, нам обнаружить не удалось (несмотря на честные поиски). Да и Аристотель называл эвдемонию лучшим, что только может быть у человека (Flanagan, 2007, p. 162).

Наполненность жизни как основная характеристика счастья в нашем понимании, может, очевидно, быть связана не только с самореализацией. Мы допускаем, что подобное ощущение может (временно) сопровождать человека и на втором («фундаментальный» гедонизм), и на третьем (социальные взаимодействия и связанные с ними «высшие» удовольствия) уровнях ЛОКС. Однако не забудем о качественных отличиях данного переживания, когда оно является следствием реализации наивысшей жизненной ценности конкретного человека – его уникального потенциала. Поэтому и «garden variety happiness» Ф. Фелдмана также может быть легко «разложено» по уровням нашей концепции – увы, не самым высоким.  

Один из обнаруженных нами парадоксов заключается в том, что эвдемония, представляющая собой высшее счастье, способна включать в себя и негативные эмоции, в то время как «низший» гедонизм стремится воплощать лишь «чистый позитив» (о таких его последствиях как аддикции, скука и бессмысленность существования пока говорить не будем). Однако читатель помнит из прочитанного выше (и еще не раз прочитает впоследствии) о необходимости полного, а не урезанного спектра переживаний в процессе самореализации.

Эвдемонию можно считать действительно полноценным существованием: с одной стороны, в ней многое приобретается (саморазвитие, самореализация и т. д.), с другой – ничего полезного не теряется. Сохраняются возможности гедонистических переживаний, здоровье, радость, удовлетворенность жизнью…

Счастье, достигаемое в эвдемонической жизни, гораздо «лучше» и потому, что несет множество сопутствующих позитивных результатов, в том числе, что самое интересное – и других «видов счастья», изучаемых конкурирующими с эвдемонизмом теориями, причем не только гедонистическими. Экспериментальные доказательства выдвинутого положения применительно к потоковой активности как разновидности эвдемонии будут даны в главе 17 (методики ESM). Еще один парадокс эвдемонии в том, что «другое» счастье, возможно, являющееся мечтой простого обывателя, остается для субъекта побочным или, в лучшем случае, сопутствующим (но никак не главным) продуктом. «Обычное» счастье, находящееся разрядом ниже, его мало интересует, хотя почти всегда «имеется под рукой».

Человек с эвдемонической направленностью ориентируется не на «все», а только на «лучшее», «самое особенное» в себе (внутренний «элитизм»). Интересно, что это делает его «особенным», выделяющимся и среди других людей (внешний «элитизм»). Так что проблема определения счастья связана не с «подменой понятий», а с уровнем развития конкретного индивида и образом его жизни. На данный момент «эвдемоническое счастье», по-видимому, недоступно для подавляющего большинства населения, однако из этого факта не следует делать неверный вывод о том, что счастье, достигаемое в процессе эвдемонической активности, счастьем не является. Является, причем не «простым», а «золотым».

Что же мешает внедрению «поголовной эвдемонии», если она так хороша? Две вещи: неощущаемый потенциал (способности, талант) и нежелание многих систематически напрягаться, постоянно работать над собой. В общем, можно выдвинуть грустное предположение, что большинство людей не только лениво, но и считает себя, мягко говоря, «не слишком способными». Потому и конкурируют они за «общие для всех» житейские блага (в первую очередь, за деньги), стремясь схватить побольше. Для таких потребителей человек, преследующий духовные ценности и довольный жизнью, получает клеймо: «бесится с жиру». Интересно, что в подобном определении имеется доля правды: у человека, успешно реализующего свой потенциал, имеется немало «жира» – если понимать под этим выражением избыточные внутренние ресурсы. А глагол «бесится» подразумевает в данном случае активность, непонятную для озабоченного материалистическими благами и гедонистическими удовольствиями обывателя.

 Ф. Фелдман в своей книге приводит важный аргумент против гедонизма (получения приятных и избегания неприятных переживаний) как главного фактора счастья на следующем примере: когда мать рожает своего ребенка, она испытывает сильную боль, но в то же время абсолютно счастлива [Feldman, 2012]. Не забудем и пример, основанный на многократно испытанных нами переживаниях и касающийся покорения очередной вершины в альпинизме, несмотря на «букет» неприятных ощущений, связанных с пребыванием в высокогорье.

 Как показано в наших работах [Левит, 2008-2012], счастье человека не равно положительным эмоциям, которые тот испытывает. Счастье, возникающее в личностно значимой для субъекта активности, может (определенное время) существовать и без положительных эмоций, сопровождаться самоограничениями либо даже отрицательными ощущениями, но при этом оставаться счастьем.

Кстати, о самоограничениях. Они вовсе не подразумевают аскетизма, поскольку каждый уровень системы должен иметь ощущение «достаточности», чтобы исправно функционировать. Некоторое ограничение «низших» уровней эгоизма связано с необходимостью концентрации на «высших» в процессе самореализации. Интересно, что в работе М. Вебера [Вебер, 2002] самоограничения требуются индивиду ради напряженного труда и получения чувства «избранности», что по структуре слегка напоминает нашу концепцию. Однако у М. Вебера подобное, в конечном счете, связано с накоплением денежного капитала, в то время как в ЛОКС – с накоплением и реализацией индивидом своего психологического капитала.   

В научной и художественной литературе можно найти множество примеров достижения наполненной, счастливой жизни через самореализацию в деятельности, занятия которой дарят человеку ощущение своего высшего предназначения. Вот что писал в этой связи М. Штирнер: «Обращайтесь к себе, а не к своим богам и кумирам. Выявляйте то, что в вас заложено, открывайте себя» [Штирнер, 2001, с. 194]. «Эвдемонисту» не требуются внешние иллюзии и надежды ради собственного утешения или ободрения (чего втайне жаждут многие «пустые внутри» люди), поскольку он имеет «внутреннее сокровище» (ЛУ), на которое он всегда способен опереться и с помощью которого  утешиться.

Наслаждение и счастье, понимаемое в традиционном смысле как «длящаяся радость», выступают в качестве полезных, хотя опять-таки сопутствующих (или даже побочных) продуктов эвдемонического образа жизни. Речь идёт именно о сознательном выборе индивида по саморазвитию и самореализации, поскольку, как уже отмечалось, многие виды гедонистических наслаждений можно получить без затрат времени и энергии («положил в рот – и порядок»).

Интересно, что удовольствие при эвдемонической активности хоть и не является основной целью субъекта, имеет более стабильный и длительный характер (Ryan, Huta & Deci, 2008). Однако сама по себе тяга к гедонизму не ведёт к эвдемонизму или даже уводит прочь от него, в то время как следование эвдемоническому образу жизни – реализации личностного потенциала – позволяет, как правило, быть в контакте и с гедонистическими ощущениями.

И эвдемонизм, и гедонизм зародились практически одновременно, однако их противостояние продолжается и в наши дни, примером чего являются два научных подхода в психологии счастья и субъективного благополучия, а на повседневном уровне – две разные жизненные ориентации.

Гедонизм как особая форма эгоизма. Как говорилось выше, идеи гедонизма начали овладевать широкими массами европейского населения в эпоху Возрождения. В этот же период понятие «эгоизм» также начинает оцениваться положительно. Наиболее характерным литературным документом, объединявшим эгоизм и гедонизм, явился трактат Лоренцо Валла «О наслаждении», в котором неискоренимость эгоизма обосновывается стремлением индивида к самосохранению, а основным мотивом человеческой деятельности признается стремление к собственному удовольствию [Рудзит, 2006, с.57]. Томас Гоббс в трактате «Левиафан» подчеркивает, что «все люди всегда действуют, исходя из собственных интересов» и «целью всех действий человека является его удовольствие» [Mosley, 2005, с.1].

Если эгоизм связан с интересом человека к себе и своим нуждам, то гедонизм отождествляет интерес к себе с получением удовольствия (для себя же). «Эгоизм, – пишет Р. Де Вриз, – заключается в избыточной поглощенности собственным удовольствием или выгодами» [De Vries et al, 2009]. Можно рассматривать гедонизм в качестве разновидности эгоистической мотивации, согласно которой для всех людей существует единственное и конечное желание – в данном конкретном случае, представляющее собой беспокойство индивида за собственное состояние сознания [Sober, 1999]. Заметим, что с позиций такого определения, «счастье» в общепринятой трактовке, связанное с достижением приятного внутреннего состояния, является всего-навсего одной из версий гедонизма (и эгоизма).   

Если стороннику теории психологического эгоизма (см. главу 4) недостаточно полученной внешней выгоды для объяснения своего поступка, привлекаются внутренние выгоды, связанные с гедонизмом – улучшением собственного душевного состояния [Sober, 1999, р. 133].

Мы часто мотивируем других людей, обращаясь к их личным интересам, с позиций «кнута» и «пряника» – наказания и поощрения. Все «первичные подкрепители» (в основном, еда, питье, секс) связаны с получением базовых удовольствий. В экспериментах ученых животные предстают «типичными гедонистами». В связи с этим автор настоящей работы полушутя предлагает усовершенствовать знаменитую формулу бихевиоризма следующим образом: стимул – гедонизм – реакция.

Как известно, принцип удовольствия – неудовольствия был одним из фундаментальных в психологии З. Фрейда. Психическая энергия индивида разряжается в виде действий (катексис), приводящих к удовлетворению потребности и получению удовольствия (Фрейд, 1991).

Гедонизм как одна из разновидностей эгоизма начинается с «конечного» желания удовольствия и избегания боли [Mueller, 1986]. Таким образом, речь идет о «гедонистическом эгоизме» индивида. Действия человека под влиянием «принципа удовольствия» расцениваются как его эгоизм [Walker...]. Существует также отождествление гедонизма с краткосрочным эгоизмом, направленным на получение сиюминутных выгод или наслаждений [Veenhoven, 2003].

Обсуждая теории эгоистической мотивации, Р. Мило выделяет ее гедонистическую разновидность в качестве желания продолжать приятные переживания и прекратить либо избегать неприятных [Milo, 1973]. В этой же монографии К. Броуд анализирует основные виды эгоистических желаний, среди которых желание человека получать удовольствия и избегать страданий отождествляется со стремлением к собственному счастью [p. 89].

В настоящее время гедонистический подход, отождествляющий счастье с индивидуальным балансом приятных и неприятных переживаний (точнее, существенным преобладанием первых над вторыми), является одним из основных направлений позитивной психологии [Haybron // Stanford Encyclopedia...].

Отметим, что в обнаруженной нами в русскоязычной литературе Шкале диспозиционного эгоизма [Муздыбаев, 2000], половина утверждений – пять из десяти – связаны с гедонистическим удовлетворением желаний, удовольствием, счастьем.

Некоторые позитивные психологи, основываясь на экспериментальных данных, доказывают, что гедонистическая ориентация, связанная с материальным потреблением и преобладающая среди населения развитых стран, недостаточна для счастья – в частности, в связи с действием закона адаптации (привыкания) к удовольствиям [Селигман, 2006; Шварц, 2005]. Однако при этом не учитывается, что современные «рыночные» удовольствия столь соблазнительны, близки и просты в получении, а большинство людей столь падки на быстрые и легкие решения, что робкие контраргументы отдельных специалистов подобны гласу вопиющего в пустыне.

Отметим при этом один признак, удивительным образом объединяющий гедонизм с противоположным ему аскетизмом: стремление избегать приложения усилий в активной деятельности, направленной на самосовершенствование. Так что истинной альтернативой гедонизму является не аскетизм, а эвдемония, связанная с преодолением «низших» форм эгоизма, затратой большого объема труда с целью реализации внутреннего потенциала и отсутствием немедленного «счастья» или удовольствия.

Немалая часть потенциальных потребителей продукции позитивной психологии, страдающих депрессивными и тревожными расстройствами, находится, как уже отмечалось, скорее на «негативном» полюсе с точки зрения внутреннего состояния. Именно позитивные психологи и «психотерапевты» обещают им «волшебство», поскольку сулят не просто обычную, среднестатистическую жизнь», а «жизнь счастливую». О невозможность помочь данным пациентам (которым, в принципе, мало что способно радикально помочь) и может «споткнуться» позитивная психология.

Вот как превращается в гедониста обычный человек. Ему постоянно твердят, что жизнь – ценная штука, второй не будет. Да он и сам это чувствует, поскольку боится смерти (прекращения жизни). Несмотря ни на что, жизнь, тем не менее, проходит, а значит, смерть приближается. Придумать для своей жизни что-то сверхценное не получается – наоборот, она в основном состоит из рутины и скуки, да и напрягаться лишний раз не хочется. Наиболее доступны (и первоначально приятны) в жизни простые удовольствия, позволяющие на некоторое время «забыться». Человек переключается на их получение, становится гедонистом, а в дальнейшем получает адаптацию, аддикцию, постепенную деградацию…

Как отмечает Р. Веенховен, гедонизм в больших дозах ведет к лени, ощущению бессмысленности и пустоты жизни [Veenhoven, 2003]. Так, известно, что просмотр телепередач приносит мало радости, но требует еще меньших усилий. Раз за разом возвращающиеся полюса скуки и беспокойства, от которых ленивый индивид старается убежать (насколько это позволяет ему собственная лень) представляют яркий пример того, как гедонизм «убивает сам себя».

Отрицательные эмоции в эволюционном плане представляли сигнал опасности, которую придется преодолевать в трудах, затрачивая усилия, нередко с риском для жизни. Возникновение же позитивных ощущений и эмоций показывает, что никакой опасности нет и можно расслабиться. Сами позитивные переживания нередко являются наградой. Поэтому в глазах массового потребителя позитивная психология ассоциируется с желаемым гедонизмом, ленью, праздностью (и, добавим, постепенной деградацией).  

В связи с этим, современные теории гедонизма Р. Криспа и Ф. Фелдмана предлагают качественно дифференцировать удовольствия, учитывать, в первую очередь, «благородство» (nobility) приятного переживания, а не только его продолжительность и интенсивность [Raibley, 2010] – что и учтено в уровнях нашей концепции. Отметим в этой связи, что изначальная эвдемоническая активность по мере роста навыков индивида становится все более легкой и комфортной для него, начиная приносить чисто гедонистическое удовольствие в условиях «релакса». В качестве примера приведем профессионального танцора, решившего посетить обычную дискотеку. В этом случае субъект обычно склонен повышать уровень сложности своего занятия, чтобы продолжать самосовершенствование. Приведенный пример демонстрирует одну из возможностей перехода от эвдемонии к гедонизму – но никогда в обратном направлении.

Отметим, что и популярные в позитивной психологии теории, связывающие счастье с удовлетворением собственных желаний, также завязаны на эгоизме. В современной трактовке термин «гедонистический эгоизм» подразумевает стремление индивида к удовольствию и избеганию страданий. Характерным примером является концепция субъективного благополучия (SWB) Эдварда Динера (Diener & Biswas-Diener, 2008), ассоциирующая уровень счастья со стремлением человека к приятным переживаниям, избеганием негативных аффектов и общей удовлетворенностью жизнью.

Наиболее простой и «циничный» пример, демонстрирующий связь эгоизма, гедонизма и счастья (в стандартном понимании этого слова), приводится в последней книге М. Селигмана. Как показывают результаты исследований, бездетные супружеские пары в США чувствуют себя более счастливыми, чем те, что имеют детей [Seligman, 2011].

 «Гедонист», глядя на «эвдемониста», наверняка испытывает смешанные чувства. С одной стороны, «эвдемонист» кажется «родным», поскольку, как и «гедонист», «эгоистически» делает все «ради себя». С другой стороны, как повернется язык назвать «эгоистом» человека, систематически и по собственной воле подвергающим себя столь высокому напряжению, а временами даже страданию и мучениям? Казалось бы, все так просто: расслабься, получай удовольствие от жизни, немного «отстегивай» обществу, чтобы не слыть явным эгоистом. Так нет же: претит ему и убогий, «скоропортящийся» гедонизм, и «общественная жизнь», на этом гедонизме основанная.

Некоторые авторы, исследующие гедонистическое «счастье», указывают, что приятные переживания по контрасту сильнее ощущаются после неприятных. Однако они забывают другую сторону вопроса: неудовольствие после наслаждения также ощущается острее (опять-таки по контрасту). Поэтому гедонистическая ориентация стремится к «хорошему», но парадоксальным (причем не единственным) образом делает человека более подверженным «плохому».

Вот простая иллюстрация. Некий сторонник безудержного гедонизма испортил из-за него собственное здоровье, причем до такой степени, что врачи рекомендуют ему принимать определенные медикаменты всю жизнь – например, чтобы не получить инсульт. Но, согласно гедонистическому мировоззрению, «человек создан для удовольствий», в результате чего наш антигерой с немалой долей вероятности попадет в группу больных, пренебрегающих медицинскими рекомендациями (таких по статистике около 90 процентов) и заработает инсульт. Мы уже не говорим о «максимуме»: чтобы больной прикладывал настоящие усилия в борьбе со своим грозным недугом – правильно питался, занимался физкультурой и т. д. Речь идет всего лишь о том, чтобы пару раз в день проглотить таблетку.

При эвдемонии же такого не происходит, поскольку активность индивида и так постоянно связана с усилиями, с самопреодолением, а получение гедонистических наслаждений не является основной целью. Так что индивид непрерывно «закаляется» в своей деятельности – как сталь. Вот что писал И. Кант в своей знаменитой «Антропологии»: «Природа сделала страдание стимулом к деятельности человека, неизбежно толкающим его к лучшему».

«Эвдемонист» «мучается» не «ради людей». Он при необходимости идет на сверхусилия и терпит связанный с ними дискомфорт в целях развития своего уникального потенциала, самосовершенствования. Обществу же остаются «последствия», полезные результаты его деятельности, которые в итоге будут приспособлены для удобства ленивых гедонистов (теперь это называется «прогрессом»). Людям, которые ощущают собственный уникальный потенциал, но пока не могут реализовать его, «эвдемонист» нравится, поскольку показывает им, что «напрягаться и развиваться» надо, причем делать это необходимо для себя же, а отнюдь не для общества, проповедующего массовые удовольствия и «культуру расслабления». Иисус Христос страдал за других людей, но они от этого не стали лучше. Одаренный спортсмен, подвергающий себя высоким нагрузкам, «страдает за себя и для себя», и действительно становится лучше.

Глубоко «окунувшись» в выбранную тему, мы обнаружили, что социальная реализация индивида (третий уровень ЛОКС) может в некоторых случаях парадоксальным образом подхлестывать индивидуальный гедонизм и, соответственно, препятствовать эвдемонии. В самом деле, если я недавно «поработал на общество», то теперь заслужил право «отдохнуть для себя». Таким образом, мотивы, отнесенные к самому себе, ассоциируются не с этикой самосовершенствования, а с умением «расслабиться и получить удовольствие». Гедонистический эгоизм способен соединяться и с социумом – на базе совместного потребления и получения «фундаментальных» удовольствий (пищевых и половых).При этом снижается индивидуальное чувство вины («все так делают») и уровень тревожности («нас много, поэтому нас не смогут наказать за то, что мы делаем»).

И наоборот, последовательная реализация ЛУ на четвертом уровне нашей модели делает человека все более непохожим на других, единственным. Любой, самый компетентный «помощник» и «единомышленник» оказывается ниже уровнем – просто потому, что это не его Личностная Уникальность.  

Возможность смены приоритетов в пользу труда как источника развития и реализации собственного потенциала мало кому приходит в голову. Во-первых, многие люди считают, что у них нет особого «таланта». Во-вторых, даже если «талант» имеется (ощущается), то основным критерием его реализации многие считают материальный успех и общественное признание – опять-таки внешние факторы. В то время как при эвдемонической активности субъект ориентируется, в первую очередь, на внутренние ощущения – правоты, собственного предназначения, контакта со своим «Я» в процессе прилагаемых усилий.

При гедонистически ориентированном поведении человек стремится избежать внешних препятствий, зато постепенно превращается в «препятствие» для самого себя, начиная испытывать скуку, внутренние конфликты, бессмысленность существования. В отсутствие внешних стрессов включается механизм автострессирования (Митькин, 2009). Поэтому упования позитивных психологов на рост числа «беспроигрышных ситуаций», в которых, якобы, (гедонистически) выигрывают обе стороны, опять-таки являются односторонними, близорукими. Даже если поверить и предположить, что ситуации «беспроигрышные», то люди, постоянно стремящиеся к ним – «проигрышные». Как известно, бесплатным (или «беспроигрышным») бывает только сыр в мышеловке.

Автор настоящей книги давно уже понял вред краткосрочного гедонизма и, что гораздо менее тривиально, пользу самостоятельно вызываемых страданий – там, где они уместны. Неприятные ощущения вызываются с помощью полезной активности для того, чтобы не испытывать подобных в будущем (только в будущем они явились бы следствием внешних, неконтролируемых неприятностей или ухудшившегося здоровья). Простой пример: если у меня связанный с возрастом артроз сустава, я имею два основных варианта. Первый, «гедонистический», заключается в том, чтобы всемерно избегать неприятных ощущений и в результате получить постепенное нарастание болей из-за детренированности сустава и снижения в нем обменных процессов. Другой вариант – пойти проблеме навстречу и начать разрабатывать сустав, причиняя себе в процессе упражнений некоторую боль, связанную с усилением обменных процессов, что позволит избежать более сильных и неконтролируемых болей в будущем. То же самое касается и периодического голодания в 5-10 дней, которое любит практиковать автор на фоне физической нагрузки – походов по горному Крыму. Можно сказать, что состояние слабости и некоторой «болезненности», возникающее во время голодания и проходящее после него, является своеобразной профилактикой настоящих болезней и связанных с ними ограничений собственных возможностей.

Человек с эвдемоническим образом жизни имеет повышенную устойчивость ко многим стандартным жизненным стрессорам – в первую очередь, потому, что они не относятся напрямую к его основному занятию, а значит, не воспринимаются как угрожающие. Настоящее перенапряжение и стресс могут появиться лишь внутри деятельности, которую индивид сам для себя и выбрал. Поэтому «вогнать себя в гроб» может только он сам – при недостаточном развитии системы «ЭГ».    

Вернемся к основной теме главы. Родство понятий «счастье», «гедонизм» и «эгоизм» проявляется в некоторых удивительных совпадениях. Так, в позитивной психологии существует гедонистический парадокс, согласно которому человек получает больше удовольствия, если концентрируется не на самом удовольствии. Однако науке известен и эгоистический парадокс: мы можем не извлечь пользы для себя, если будем фокусироваться только на собственном интересе [Psychological Egoism...]. Отметим также, что все три понятия – счастье, эгоизм, гедонизм – претендуют на роль конечной ценности (ultimate value) в жизни человека.

«Эвдемониста», который имеет все – счастье, «высший» эгоизм и попутный гедонизм, можно в восхищении назвать «щедрым» человеком. В самом деле: он не гоняется за «общими для всех» материальными благами, как будто этих благ у него и так достаточно (собственно, в его случае дело так и обстоит), и настолько сосредоточенно развивает свои внутренние достоинства, как будто они тоже в избытке и потому просто требуют скорейшей реализации. В отличие от основной массы людей, «рубящейся» из-за денег, карьеры и всяких «внешних» поощрений, не имеющей представления о возможности совсем другой жизни, связанной с реализацией индивидуальных ценностей.

Чем «выше» движется индивид по пути реализации своей Личностной Уникальности, чем дальше уходит в выражение собственного индивидуального пространства, тем меньшее число людей способно ему адекватно помочь – просто потому, что это пространство для них чужое, незнакомое. Поэтому не торопитесь зачислять себя в сумасшедшие, если окружающие (включая специалистов) стали плохо разбираться в движении вашей мысли – возможно, вы просто встали, наконец, на свой собственный путь, который приведет вас к уникальным открытиям. Просто делайте свое дело и не боритесь за всенародную любовь. Если это действительно ваше и только ваше, значит вы и так счастливчик (в наиболее полном смысле этого слова), получающий наслаждение от самого процесса, ведущего к самосовершенствованию. Время в итоге все расставит по местам, но об этом не следует беспокоиться (при жизни))).

Хорошо помню, как после доклада и четырехчасового обсуждения моей концепции в Институте Психологии РАН, его директор выделил ряд проблемных вопросов в ЛОКС, но воздержался давать им какое-либо дальнейшее направление, только сказал: «Все это вам в дальнейшем потребуется обдумывать и делать самому. Никто вам здесь не сможет подсказать, как сделать лучше». Спасибо за напутствие, Анатолий Лактионович, я стараюсь.  

Любовь зла. В то же время, и обсуждавшаяся эвдемоническая жизнь, как показывает нижеприводимый авторский анализ, не свободна от специфических трудностей и (на данном этапе общественного развития) достижима далеко не для каждого. Продолжая считать эвдемонию безупречной с точки зрения нормативных теорий, укажем в то же время на реальные трудности повсеместного практического воплощения ее современных концепций.

Обещания по-настоящему полноценного существования, которые дарят неофиту современные авторы, выглядят очень заманчиво. В то же время у непредубежденного читателя могут возникнуть вопросы: неужели данная группа теорий настолько безупречна, что открывает любому желающему столбовую дорогу к полному благополучию? И почему у нее не так уж много приверженцев?

В попытке ответить на эти вопросы проверим эвдемонические постулаты «на соответствие» обычному среднему человеку.

Для критического анализа мы выбрали четыре наиболее известные современные теории: концепцию самодетерминации (SDT) Р. Райяна и Э. Деси; концепцию психологического благополучия (PWB) К. Рифф; концепцию «потока» М. Чиксентмихайи, и концепцию эвдемонической активности А. Уотермана. Идейным предшественником для данного рода теорий, безусловно, явилась модель самоактуализации А. Маслоу, на которую мы будем ссылаться по мере необходимости. Наша основная цель будет заключаться не в детальном анализе каждой из теорий, а в обобщенных выводах, связанных с «идеологией» представленных концепций, и вытекающих из них практических следствиях.

Главным в теории самодетерминации Э. Деси и Р. Райяна является представление о трех базовых (здесь и далее курсив автора статьи) потребностях человека – в автономии (способности делать собственные выборы, управлять собой), компетентности и принадлежности (relatedness), понимаемой как глубокие качественные взаимоотношения с членами сообщества. Активность таких людей управляется внутренней мотивацией (intrinsic motivation), существующей «ради самой себя», и имеющей, таким образом, не инструментальный, а «конечный» характер [Deci, Ryan, 2008]; [Ryan, Huta, Deci, 2008].

Концепция психологического благополучия К. Рифф похожим образом описывает эвдемоническую личность. Ей опять-таки свойственны автономия, понимаемая в основном как независимость субъекта, а также позитивные взаимоотношения со «значимыми другими». К другим чертам относятся: самопринятие, наличие жизненной цели, личностный рост и управление окружением (environmental mastery).

Концепция потока М. Чиксентмихайи основывается на выборе субъектом жизненных задач, близких к максимально высокому уровню его умений и навыков. В процессе их выполнения, полностью захватывающем индивида, возникает состояние потока, характеризующееся самозабвением, предельной концентрацией внимания, интересом и удовольствием. Подобное состояние ведет к личностному росту и саморазвитию индивида: в следующий раз он, чтобы снова испытать поток, выбирает более сложное задание – в соответствии с возросшим уровнем умений и навыков [Чиксентмихайи, 2011]; [Hektner et al, 2007].

Концепция А. Уотермана связана с изучением соотношения эвдемонических и гедонистических компонентов в человеческой активности, причем одна из его последних работ демонстрирует взаимосвязи и различия, существующие между внутренней мотивацией и самодетерминацией (Э. Деси, Р. Райян), балансом трудности задания и навыками индивида (М. Чиксентмихайи), самовыражением, самореализацией и удовольствием [Waterman, 2008].

Тернистый путь к счастью. Поговорим о трудностях, с которыми может столкнуться обычный гражданин, прочитавший работы по эвдемонии и решивший с их помощью «достичь счастья». В концепциях Э. Деси и К. Рифф одним из ключевых терминов является «автономия» субъекта, его способность к самоуправлению и независимому существованию. Возникает вопрос: что же должно «подпитывать» индивида, если он выбирает автономную жизнь? Очевидно, он должен быть, как минимум, уверен в себе, в своих возможностях. Подобную уверенность как раз и могла бы дать «компетентность» – второй базовый концепт в теории Э. Деси и Р. Райяна. Если человек, например, имеет определенные способности к какой-либо деятельности (что может истолковываться как его «личностный потенциал»), твердо знает об их наличии и полон желания воплотить их в своей уникальной жизни – что ж, по крайней мере, он не умрет от голода в «переходный период». Но если с врожденным даром не повезло, либо он никак «не ощущается»? Откуда в этом случае возьмется ощущение компетентности, даже если предположить, что человек имеет в ней базовую потребность? Вместо «счастливой жизни» наш автономный индивид может оказаться в полностью безопорном положении. Ведь эвдемония требует постоянной работы над собой, без которой не может быть самореализации. Да и как возможно автономное, независимое существование для человека, имеющего семью и работу, на которую нужно ходить каждый день, если не ради «самоактуализации», то хотя бы ради зарплаты? И то и другое предполагает, в первую очередь, взаимозависимость, но никак не автономию.

Кстати, отмечавшийся многими авторами (Аристотель, А. Маслоу, К. Юнг) более старший возраст развертывания эвдемонической активности (и похожих процессов, обозначаемых другими словами) ставит дополнительные препятствия перед молодым адептом. Вот и последняя новость подтверждает сказанное: один из основателей позитивной психологии берет на созданные им курсы только состоявшихся в жизни и обеспеченных людей [Seligman, 2012].

Исследования К. Рифф также говорят о том, что в молодости уровень автономии субъекта, как правило, невелик; он увеличивается с возрастом. Существенное влияние на самореализацию оказывает также уровень образования и дохода. Автор делает вывод, что возможности для эвдемонического благополучия (eudaimonic well-being) распределены в американском обществе неравномерно: лишь немногие могут позволить себе подобный образ жизни в условиях социального неравенства [Ryff, Singer, 2006].

В концепциях Э. Деси и К. Рифф подчеркивается важность глубоких и качественных взаимоотношений со «значимыми другими». Удивительно, что авторы ничего не говорят о возможном негативном влиянии автономии на подобные взаимоотношения. В малоизвестном исследовании Р. Коана, выполненного в 70-х годах прошлого века, была обнаружена отрицательная взаимосвязь между той самой «принадлежностью» (relatedness) и «автономией» индивида, его собственными достижениями. Автор отмечает противоположность идеи единства и гармонии человека с другими людьми идее автономии и индивидуальных достижений, уходящую в глубь веков [Coan, 1977]. Попутно отметим, что в наших исследованиях психологических факторов самореализации (личностной уникальности индивида и его разумного эгоизма) также не выявлено значимых корреляций ни с одной из социальных переменных [Левит, 2011, 2012].

Напрашивается вывод, что предварительными, хотя и недостаточными условиями для эвдемонического образа жизни являются наличие у индивида врожденных способностей, финансовая обеспеченность и самостоятельная жизнь (по крайней мере, вне пределов большой семьи). Необходима высокая уверенность в себе, в своем «предназначении», отсутствие тревожности, а также желание много и постоянно трудиться. Как отмечает Д. Нортон, жизнь субъекта в соответствии со своим «дэймоном» ставит на первое место ощущение «внутренней правоты», морального императива в отношении выбираемых целей и характера совершаемой активности – иногда в противовес удовольствию и положительным эмоциям [Norton, 1976]. Получается, что для перехода к эвдемоническому существованию индивид уже должен быть в каком-то смысле «сверхчеловеком».

Понятие творческой деятельности постоянно ставится во главу угла в теориях эвдемонии, поскольку труд «по умолчанию» подразумевает саморазвитие индивида и реализацию им своего личностного потенциала. М. Селигман отмечает, что многие занятия и увлечения, сулящие человеку в перспективе глубокую радость и удовлетворение, требуют поначалу немалых затрат времени, сил, и иногда средств. М. Чиксентмихайи, как уже отмечалось, подчеркивает почти предельную для индивида сложность задания в качестве необходимого условия достижения им потока. Так же, как и в теории самодетерминации Э. Деси, индивид осуществляет активность ради нее самой, а не в целях получения внешних поощрений либо социального одобрения. Указание на то, что уровень навыков не должен быть низким, подразумевает, что субъект уже проделал в прошлом немалую работу с целью данные навыки повысить. Очевидно, что задания выбираются индивидом самостоятельно, «под себя», без какого-либо внешнего принуждения, что трудно представить себе в условиях регламентированного характера «обычной» работы. Более того, отмечается, что «обычная» работа зачастую делает для индивида невозможным достижение потока в связи с большим количеством привходящей негативной активации и стресса, отсекающих возможность получения удовольствия [Hektner et al, 2007]. Делается подспудный вывод, что эвдемонические состояния легче достижимы в свободное от работы время (но в достаточно «тяжелом» труде).

Увы, но в повседневной жизни большинство людей вынуждено «плыть» в совсем ином «потоке», состоящем из выматывающей работы и нехитрых удовольствий (того же гедонизма) в свободное время. Сил на эвдемоническую активность просто не остается. Как отмечает в этой связи А. Делле Фаве, ограниченность психических ресурсов человека заставляет того предпочитать виды деятельности и взаимоотношений, ассоциируемые с позитивными переживаниями, и избегать негативных [Hektner et al, с. 26].

Согласно выявленному М. Чиксентмихайи «парадоксу работы», люди в большинстве своем предпочитают пассивный отдых (даже если он в итоге ухудшает их настроение) активным занятиям, сулящим потоковые состояния [Hectner et al]. Если работа «не своя», индивид тем более выберет минимальный уровень ее сложности. Так что наш эвдемонический «герой» должен хотеть работать и делать это для собственного развития, причем таким образом, чтобы постоянно повышать сложность выбираемых заданий, делая ее близкой к предельной, ради ускоренного самосовершенствования и достижения потока. Напомним, что подобный выбор осуществляется субъектом автономно – в целях полного функционирования. Это означает, что индивид, прикладывая большие усилия, должен быть готов терпеть поначалу не только возможное отсутствие удовольствия, но даже боль и страдания.

Как известно, положительные эмоции важны и способствуют продолжению избранной деятельности. Однако и отрицательные переживания, возникающие в трудных ситуациях (в предельном случае – в борьбе человека за свое существование) способны данную деятельность подхлестнуть. Типичным подтверждением сказанному являются занятия альпинизмом, нередко дарящие участнику сильное ощущение осмысленной жизни, «правильности» того, что он делает, в сочетании с целым букетом неприятных ощущений, связанных с пребыванием в высокогорье (головная боль, тошнота, бессонница, холод, высокие физические нагрузки). Многие ли согласятся на подобное, и как это связано со «счастьем»?

Согласно исследованиям А. Уотермана, эвдемонический образ жизни, связанный с трудностью выполняемых заданий, позволяет с большой вероятностью получить и гедонистическое наслаждение (отметим, в качестве сопутствующего или даже побочного, а не основного результата деятельности), в то время как обратное невозможно: сам по себе гедонизм не только не ведет к эвдемонии, но содержит для субъекта потенциально разрушительные тенденции [Waterman et al, 2008]. Таким образом, индивиду для получения удовольствия рекомендуется реализовывать себя и об удовольствии не думать.

Отметим еще один важный момент, связанный со спецификой потока. К числу его важных признаков М. Чиксентмихайи относит наличие четкой цели, ясных правил и немедленной обратной связи. Мир с постоянным наличием подобных свойств сродни «искусственному». Неслучайно первыми испытуемыми М. Чиксентмихайи были шахматисты, скалолазы, художники и танцоры – представители специализированных видов деятельности. Получается, что достижение «настоящего» потока маловероятно в повседневной жизни и требует ухода индивида в некий «собственный» мир, пропуском в который, очевидно, является его талант, а также желание много и творчески трудиться. Простым же смертным вход в эту «новую реальность» заказан – еще и потому, что уровень навыков субъекта (как и уровень выбираемой задачи) должен быть достаточно высоким.

Основным предварительным условием для отнесения активности к эвдемонической является ее соответствие «внутреннему Я» субъекта, его «дэймону» [Norton, 1976]. Очевидно, наиболее предпочтительные шансы в этом случае получают виды деятельности, содержащие некий компонент «первичности», оригинальности, позволяющий актору самому решать, что, как и когда делать, тем самым выражая свою уникальность максимальным образом. Человек, достигший личностной зрелости и осознающий в себе уникальное Я, начинает «учиться» у себя, а не у других. Опять-таки, трудно представить, чтобы подобное было возможно в подавляющем большинстве «регламентированных» профессий.

Отметим, что переход от «обычной» жизни к эвдемонической содержит внутреннее противоречие: для того, чтобы самостоятельно отказаться от гедонистической погони за удовольствиями, надо понять их «пустоту», «повторяемость», а это невозможно сделать, не «распробовав» эти удовольствия. Иначе «маяк гедонизма» (неиспробованных «легких» и доступных наслаждений) будет тем сильнее сиять перед глазами субъекта, чем большие трудности ему придется преодолевать в реальной жизни. Увы, но и для некоторых одаренных личностей первоначальная «самореализация» имеет место лишь до первого крупного коммерческого успеха, после чего на сцену выходят совсем иные, гедонистические мотивы, связанные с зарабатыванием денег и потреблением. 

Cовременные теории эвдемонии полны скрытых парадоксов – причем иногда «приятных» для одаренного и настойчивого субъекта, выдержавшего самый трудный первоначальный период. Один из них связан с попутным «гедонистическим» эффектом – получением удовольствия из-за его «нечастого» и незапланированного достижения, что снижает его порог и тем самым отменяет эффект адаптации, на который попадают стремящиеся к безудержному наслаждению гедонисты. Другой парадокс связан опять-таки с попутной социальной выгодой от эвдемонической жизни субъекта: подобные люди не только могут принести пользу обществу оригинальными плодами своего труда, но и меньше «нагружают» окружающую среду в связи с умеренным материальным потреблением [Ryan, Huta, Deci, 2008].

Укажем на еще одну неожиданность, обнаруженную в работах А. Маслоу, посвященных самоактуализации. Американский ученый связывал данный процесс не с одаренностью индивида, а с его личностной зрелостью, предполагая (подобно К. Юнгу) возникновение предпосылок для самоактуализации (индивидуации) лишь во второй половине жизни [Маслоу, 2009]. В то же время примерами самоактуализации в работах А. Маслоу являлись отнюдь не ординарные люди, а известные ученые и общественные деятели, например, Альберт Эйнштейн. Почему данный процесс ни разу не был продемонстрирован на обычном испытуемом – «парне с нашего двора»?.. Дополнительным подтверждением фактической элитарности масловской концепции служит вывод, согласно которому реально актуализируется менее одного процента людей, – при том, что наличие врожденного личностного потенциала постулируется у каждого.

Эвдемония и эгоизм. Уже со времен появления работ гуманистических психологов стало понятно, что самоактуализирующиеся люди с их обособленностью и непохожестью могут восприниматься современниками как «оторвавшиеся от общества», как эгоисты. Указание авторов вышеприведенных теорий на «глубокие качественные отношения со значимыми другими» не только не отменяет, но, возможно, усиливает данный стереотип, поскольку речь идет об ограниченном круге единомышленников. В последние десятилетия даже концепция Аристотеля, одного из главных основателей эвдемонической традиции, подверглась обвинениям в эгоизме [Farnham, 2006]; [Mc Cerlie, 1998].

Результаты, приводимые в работе Р. Райяна, В. Хуты и Э. Деси, казалось бы, свидетельствуют об обратном: эвдемонически ориентированные личности менее манипулятивны в отношениях с окружающими; они больше удовлетворены тем, что имеют. Тем не менее, именно непохожие на остальных люди с сильной увлеченностью чем-то своим, живущие «здесь» и в то же время «не здесь», не склонные к маленьким совместным «гедонистическим слабостям», кажутся эгоистами. Ведь «эвдемонист», по сути, ушел из-под общественного контроля и, живя собственными насыщенными интересами, труднее поддается внешнему влиянию ивоздействию. Кроме того, он выделяется уже тем, что чувствует себя более удовлетворенным жизнью по сравнению с «обычным» членом общества, для которого основные радости нередко ассоциируются с потреблением и гедонизмом. Поэтому эвдемонический образ жизни индивида может расцениваться окружающими как «вызов», бросаемый им с позиции собственного (эгоистического) превосходства.

Если рассматривать с данной точки зрения концепцию потока [Csikszentmihalyi, 1993], то индивиду необходимо предварительно вложить немало сил в определенную активность, чтобы повысить собственный уровень навыков (при его низком уровне, соответствующем только легким задачам, поток, как известно, не возникает). Однако данный «вклад» делается (по крайней мере, на начальном этапе занятий) для самого себя. «Вклад» не отдается на какое-либо «общее» дело, при успехе которого выиграют другие люди; субъект трудится («играет») полностью самостоятельно (особенно при наличии способностей) – сам и для себя. Он «отдается» только самому занятию, и (последующими) состояниями потока тоже полностью наслаждается сам. Другие же, если повезет, смогут (в будущем) воспользоваться плодами его труда. То есть «потоковый» субъект «эгоистичен», однако речь идет о «высшем» эгоизме (индивидуализме), связанном с реализацией собственного потенциала, безвредном для окружающих, а в перспективе полезном для них (альтруизм в качестве одного из полезных побочных результатов аутотелической – выполняемой ради себя самой – потоковой активности).

Даже шахматы, такой, казалось бы, индивидуализированный вид спорта, приносят последующую «гарантированную» пользу другим людям, поскольку изучение лучших партий гроссмейстеров и чемпионов мира дарит не только эстетическое наслаждение, но и позволяет совершенствоваться молодым спортсменам.  

Возможно, по причине подобной «самостоятельности», определенные круги американского общества (не углубляясь в проблему и смешивая два разных понятия) считают самореализацию синонимом нарциссизма, а личностный рост воспринимают как угрозу общественным институтам [Ryff, Singer, 2006]. И действительно, поведение талантливого и совершенствующегося индивида, всегда и всюду совершающего «эгоистические», автономные, «непрозрачные» для других жизненные выборы, трудно прогнозировать с точки зрения поддержания социальной стабильности. Как отмечают в этой связи Э. Деси и Р. Райян, социальное окружение либо поддерживает, либо «душит» внутреннюю мотивацию [Deci, Ryan, 2008a]. Поэтому и в данном случае эвдемонически ориентированному субъекту пригодится определенный «эгоизм» для противостояния вредному общественному влиянию, если таковое будет иметь место.

Самозабвение, ощущение «потери себя», которое испытывает находящийся в состоянии потока индивид, отнюдь не означает, с нашей точки зрения, отсутствия в нем чисто эгоистических компонентов. Наоборот, подобное состояние возникает как раз потому, что в нем удовлетворяются наиболее глубокие потребности субъекта, растет его психологический потенциал. Используя категориальный аппарат ЛОКС, мы бы сказали, что потоковые виды активности позволяют, скорее, отрешиться от внешних, социальных оценок (забыть о необходимости «соответствовать» и высвободить, тем самым, дополнительную энергию), но уж никак не забыть о своей Личностной Уникальности, которая получает возможность беспрепятственного выражения и развития именно в потоке.

Действительно, скалолазы, танцоры, шахматисты говорят, что их «Я» нередко «пропадает» во время занятий, но ведь подобное ощущение полностью «субъективно» и связано с временной поглощенностью самим процессом. «Пропажа «Я» в состоянии потока не отменяет того факта, что индивид сам выбрал данную активность из многих других, причем выбрал (и продолжает выбирать) ее для себя, для удовлетворения своих глубинных потребностей. Скалолаз может на некоторое время ощутить, как будто становится частью горы, сливается с ней во время восхождения, но объективно он по-прежнему остается отдельным от горы человеком, а гора – горой. Для того чтобы попасть к началу подъема и хорошо подготовиться к нему, спортсмен предварительно затратил немало времени, сил и средств – там и работала вовсю его система «ЭГ».

Другое дело, что привычные, мелкие житейские соображения (определяемые эгоизмом второго и третьего уровней ЛОКС) уносятся во время потоковой активности далеко-далеко, вследствие чего она и воспринимается столь захватывающей и гармоничной. Подобный (высший) эгоизм, разумеется, полностью «безвреден» для окружающих, если не принимать во внимание их возможную обиду в связи с тем, что рядом живет по-настоящему счастливый человек, поглощенный в большей степени своим делом, нежели «совместным ведением хозяйства».

Таким образом, для эвдемонической жизни субъекта, связанной с реализацией его внутреннего потенциала (в современной трактовке), необходимо наличие (совпадение) целого ряда «внешних», формальных обстоятельств (проживание в условиях культуры, ориентированной на ценности индивидуализма, материальная независимость, достаточно зрелый возраст, хорошее образование и т.д.), а также «внутренних» личностных черт (высокая уверенность в себе, ощущение собственного «предназначения», способность вести независимое существование, умение терпеть постоянно нарастающие трудности, а при необходимости – боль и страдания). Неслучайно А. Шопенгауэр, обсуждая концепцию эвдемонии Аристотеля, отмечал, что подобное приложение своих незанятых сил больше подходит «сильным и богатым мира сего» [Шопенгауэр, 2001, с.39].

Одним словом, речь идет скорее об элитарном существовании – жизни для «героя», причем в современной версии – героя обеспеченного. Напомним, что в древнегреческой трагедии героем считался человек, который, зная себя и свои идеалы, всегда делал «правильный», моральный выбор, даже если тот грозил ему опасностью или гибелью [Norton, 1976]. Жизнь и смерть Сократа являются ярким тому подтверждением. Многие ли способны на подобный подвиг, даже если он признается наиболее достойным завершением жизненного пути?

Приятно, что в современной психологии выдающиеся ученые разрабатывают «героические» концепции счастливой жизни, бросающие вызов обществу массового потребления и погони за «быстрыми» удовольствиями. Однако жаль, что авторы, принимая (пока, во всяком случае) единичное за всеобщее, слишком оптимистично приписывают имеющийся у них самих личностный потенциал и «эвдемонические» качества отнюдь не героическим людям, которые их окружают. Возможно, в будущем ситуация изменится к лучшему, и «покорение своей вершины» превратится для абсолютного большинства в норму жизни.

Для подтверждения нашего не слишком оптимистического взгляда на способность современного «гедониста» отказаться от погони за наслаждениями приведем мнение К. Тэйлора, анализирующего жизненный путь Сократа. С точки зрения автора, не существует исчерпывающих аргументов в пользу того, что вести нравственный образ жизни в соответствии с традиционными добродетелями (справедливостью, умеренностью и т. д.) – лучше всего для индивида [Тэйлор, 2009, с. 98]. Одним словом, невозможно взять и «переубедить» гедониста жить по-другому, если он этого не хочет. Мы же предлагаем несколько сдвинуть фокусировку и вместо послушного следования общим для всех ценностям отыскать внутри себя личные, уникальные добродетели. Следование им также даст возможность вести этическую жизнь (в качестве сопутствующего условия), но при этом еще позволит подключить к их обнаружению и реализации такую могучую мотивациионную и «энергетическую» систему как эгоизм (его высшие формы).

Интересно сопоставить особенности ощущаемого человеком потенциала с постулированным М. Лернером «законом справедливого мира», согласно которому, человек заслуживает то, что получил, и получает то, что заслужил. Вот какие этапы умозаключений в связи с данным законом способна пройти мысль индивида, ощущающего свою Личностную Уникальность (дэймона, внутренний потенциал), а также систему «ЭГ». Понаблюдаем вместе за примером того, как одаренный «эгоист» становится «эвдемонистом». Итак:

«Я получаю то, что заслужил. Но: поскольку я исключителен (или в более мягкой форме: «Я – это Я»), то я заслуживаю большего, чем другие. Но если я заслуживаю большего, я и получить должен больше, чем другие. Поэтому, если я не получаю больше (различных благ), чем другие, я могу испытывать скрытую обиду, поскольку ощущаемая мной исключительность никак внешне не подтверждается (либо подтверждается недостаточно). Однако претендовать на большие в сравнении с другими блага с «объективной» точки зрения и, тем более, с точки зрения окружающих, было бы неверным, поскольку некоторые или даже многие из них также лелеют мысли о собственной исключительности. Такое мое поведение вызвало бы общественное негодование. Проявление моей исключительности через внешнюю (созидательную) активность не гарантирует мне всеобщего одобрения и большей доли благ, поскольку окружающим моя активность может показаться неинтересной, ненужной, неполезной для них. Поэтому единственно правильным выходом для меня будет подпитка чувства собственной исключительности (одаренности, потенциала) и доказательств их существования благодаря собственной уникальной созидательной активности, при которой я получаю необходимые подтверждения своего таланта – вне зависимости от (положительной или отрицательной) реакции окружающих. Данная активность представляет для меня наибольшую важность еще и потому, что в процессе ее выполнения я вхожу в особые (в том числе, потоковые) состояния, которые приносят мне много положительных эмоций и подкрепляют мое желание ее продолжать. С целью избежать бессмысленных трений с другими людьми из-за конкуренции за «общепринятые» блага я буду воспитывать в себе умеренность относительно материальных запросов. Помимо всего прочего, это позволит мне направить больше сил на самосовершенствование, лучше чувствовать себя физически, быть более здоровым и тем самым добиться больших успехов в своей уникальной активности. Однако моя излишняя поглощенность чем-то «своим» может стать заметна окружающим и вызвать их неприязнь. Поэтому в общении с ними я буду демонстрировать (минимально достаточное) внешнее согласие и покладистость, хотя и не стану уделять этому много времени. Я буду делать подобное лишь в той мере, в какой это необходимо мне ради получения «благ», предусмотренных для каждого члена общества. Если же моя уникальная активность (осуществляемая мной и ради меня) приведет к результатам, которые получат всеобщее признание, я использую это по собственному усмотрению, памятуя, однако, о второстепенности «общественного» относительно себя и собственной исключительности. Широкое признание не приведет к моему «слиянию» с социумом и не собъет с выбранного курса. Общество может использовать результаты моей уникальной активности – в меру собственного усредненного понимания, по возможности не искажая их».         

Глава движется к завершению, поэтому нельзя не коснуться еще одного «неудобного» вопроса – о возможности существования и реализации человеком деструктивного потенциала. По сути, мы снова говорим о природе дэймона. Аристотель, а вслед за ним Д. Нортон используют термин лишь для высших форм личностной интегрированности и креативности, поэтому эвдемония трактуется ими как этически безупречная жизнь. Вследствие этого любые разрушительные тенденции автоматически исключаются из рассмотрения. Однако Р. Мэй предполагает, что индивидуальный потенциал может быть как творческим, так и разрушительным, причем обычно представляет собой смесь того и другого. Если деструктивные аспекты дэймона (агрессия, ярость, враждебность, стремление к власти любой ценой) захватывают человека целиком, они приобретают форму злых демонов.

В академической психологии наиболее контрастные взгляды на внутреннюю природу человека представлены концепциями З. Фрейда (врожденный «негатив») и К. Роджерса (врожденный «позитив»), которых мы не раз коснемся в последующих главах. Классическая позиция, больше импонирующая автору, заключается в том, что эвдемония проистекает в результате конструктивных и творческих усилий индивида по достижению совершенства (внутреннего идеала), и это предполагает «правильную», этически ориентированную жизнь. Как утверждал в этой связи Аристотель, «мы все рассматриваем эвдемонию как «безусловное и конечное добро» (unconditional and ultimate good) [Brink, 1997, p. 125].

В то же время следует признать, что из всех групп теорий счастья эвдемония, пожалуй, теоретически способна иметь наибольший «потенциал зла» (впрочем, как и противоположный «потенциал добра»), поскольку во многом основывается на активной деятельности. Так, М. Чиксентмихайи отмечает, что и преступник при совершении убийств находится в состоянии потока [Чиксентмихайи, 2011]. Другие же концепции субъективного благополучия в основном изучают внутренние эмоциональные состояния со знаком «плюс», не представляющие для окружающих особой опасности или пользы.

Тем не менее, попытаемся использовать возможности нашей концепции, чтобы продвинуться в решении данного вопроса с разных сторон. В отличие от вышеупомянутых авторов, мы различаем потенциал в основном как «содержание» (система «ЛУ») и то, как с этим содержанием «обращаются» (система «ЭГ»). В рамках ЛОКС «зло» не может исходить от «безусловно-положительной» Личностной Уникальности самой по себе. Однако Личностная Уникальность (потенциал, талант) может быть употреблена «во зло» Эгоизмом индивида. В этом смысле становится весьма актуальной фраза о благих намерениях (в данном случае – личностном потенциале), которые могут вести в ад, будучи неправильно примененными. При каких же условиях подобное становится возможным с точки зрения нашей теории?

Как уже знает читатель, истинная самореализация имеет место при наивысшем развитии систем «Личностная Уникальность» и «Эгоизм», достигших четвертого уровня. Однако подобное происходит далеко не всегда. Если по каким-либо причинам высшие уровни системы «Эгоизм» не получили своего максимального развития, то к «штурвалу» управления Личностной Уникальностью может прорваться «Базовый Эгоизм» второго уровня, имеющий немало общих черт с представителями животного мира, от которых мы все произошли. Возникает ситуация под названием «обезьянка с гранатой» (ЛУ-4 плюс ЭГ-2), причем «граната» (способности личности) может быть использована в «злых» целях.

Приведем пример. Предположим, врожденный потенциал (Личностная Уникальность) человека связан со стрельбой. Индивид шлифовал свой талант многими годами тренировок. С объективной точки зрения, отточенное искусство стрельбы не «хорошее» и не «плохое»: оно просто «есть» и, в принципе, является плюсом для его обладателя. Следующим вопросом является, как этот уникальный потенциал может быть использован. Если им будет управлять «Высший Эгоизм» четвертого уровня ЛОКС, индивид будет продолжать самосовершенствование, прорываясь к новым граням в использовании своего таланта, никак не вредя при этом другим людям (и даже помогая последователям с точки зрения ориентиров дальнейшего развития). Если талантом будет управлять «Разумный Эгоизм» третьего уровня, индивид поставит свое мастерство на службу людям, социуму («защитник Отечества», тренер олимпийской сборной страны по стрельбе и т. д.), однако его дальнейшее уникальное развитие может оказаться проблематичным в связи с повторяющимся характером выполняемых им функций и необходимостью постоянно помогать тем, кто не достиг его уровня. Наконец, если талантом управляет «Базовый Эгоизм» второго уровня, не отягощенный моральными соображениями, его обладатель может пойти по антисоциальной дороге – стать изощренным серийным убийцей, превратиться в «злого гения». Одной из функций системы «ЭГ» на втором уровне, как известно, является самоутверждение. Очевидно, антисоциальная личность (независимо от степени собственного развития) склонна «самоутверждаться» и «наслаждаться» за счет других людей, а в перспективе – и во вред себе, нарушая тем самым более важную функцию ЭГ-1 и ЭГ-2 – самосохранение. (Напомним, что мудрец, реализующий ЛУ, одновременно достигает тем самым все три ценности: самосохранение, самоутверждение, удовольствие – причем без всякого вреда для окружающих).

Разумеется, если «злой гений», находящийся во власти Эгоизма второго уровня, переключает свою Личностную Уникальность на принесение вреда другим людям, он также прекращает свое уникальное развитие, а значит, теряет право называться гением и превращается в обыкновенного преступника. Так что в нашем представлении понятие «злого гения» недолговечно и неточно. Мы сейчас не говорим о более общей теоретической проблеме – неопределенности терминов «добро» и «зло», обсуждение которой невозможно в рамках данной книги. Попутно отметим, что пресловутый «злой гений» (если это не просто художественная метафора) подобен снежному человеку: встретить настоящего гения в жизни и так крайне маловероятно, а еще и злого... Гении столь редки, что почти всегда на виду или на слуху. Задумывать и осуществлять «злодейство» в подобном положении очень затруднительно.

Можно привести и другое доказательство, согласно которому человек, становящийся «злым», не является гением (либо перестает им быть). Активность «злого гения» направлена на разрушение, а разрушать всегда проще, чем создавать новое. Собственно говоря, так называемый «злой гений» как раз и стремится разрушить то, что создал гений настоящий (не «добрый» и не «злой»). Поэтому злой разрушитель не является гением даже по критерию сложности стоящих перед ним задач. В современной работе Е. Н. Холондович [2012] также проводится разграничение между «гениальными» и «историческими» личностями, причем к последней категории как раз относится немало тиранов, диктаторов и злодеев мирового масштаба.

Наконец, вспомним строки из письма А. Эйнштейна к З. Фрейду, в котором великий физик утверждает, что политические лидеры и правительства «не могут считаться представителями лучших слоев общества в своих странах – ни с моральной, ни с интеллектуальной точки зрения» [Эйнштейн, 2013, с. 99 – 100]. Говоря проще, они отнюдь не «гении».

Именно наша концепция, имеющая в своем распоряжении не только «позитивные», но и условно «негативные» понятия, способна ставить и решать неоднозначные вопросы, связанные с эвдемонией и самореализацией. Для современной позитивной психологии подобное в принципе невозможно из-за ее односторонней озабоченности только «хорошим» в переживаниях и жизни индивида.

Напомним, что в ЛОКС достижению высшего, четвертого уровня развития обеих систем обычно предшествует этап социальной реализации (У-3). Подобный подход отражает взгляды А. Маслоу и К. Юнга о более старшем возрасте индивидуации и самоактуализации, для которых необходим как внутренний «потенциал», талант, так и зрелая личность. Как раз «прохождение» субъектом третьего, социального уровня, усвоение им всех культурных и общественных норм является определенной гарантией этичности индивидуальной деятельности на высшем, четвертом уровне самореализации («Сверхреализация»). Поэтому в категорию «злого гения» с большей вероятностью может попасть богато одаренный ребенок, не прошедший в должной мере школу социализации и не обладающий морально-этическими качествами. Такой «маленький зверь» действительно может использовать свой незаслуженно полученный талант в негуманных целях.

Другая возможная ситуация – когда у богато одаренного человека «Высший Эгоизм» так и не сформировался, а достиг лишь третьего, социального уровня. Если Личностная Уникальность данного индивида по каким-либо причинам не принимается обществом, он может «озлобиться», причем система «Эгоизм» с третьего уровня регрессирует на нижележащий второй к более примитивным инстинктам. Как результат, поведение становится антисоциальным, причем талант направляется не на пользу обществу, а во вред ему.

Отметим, что косное и «традиционалистское» общество само может спровоцировать гения стать «злым» – третируя его за непохожесть на других и отвергая его талант. В этом случае одаренного человека можно метафорически назвать «врагом народа» – но лишь врагом бессмысленной, отупляющей, «повторяющейся» жизни, которую ведет основная масса людей.

В рамках ЛОКС человек, обладающий талантом (ЛУ) и ЭГ-4, может казаться несколько асоциальным, поскольку он уже покинул третий уровень общественной самореализации, на котором ранее находился. Для него это закономерно пройденный этап жизни, к которому нет никакой «неприязни». «Социальный» ЭГ-3, сформировавшийся на этом предыдущем этапе, так или иначе входит (скрытой) составной частью в ЭГ-4 – хотя бы потому, что индивид продолжает жить среди людей, взаимодействовать с ними и получать ту или иную оценку своей деятельности вне зависимости от собственного желания. «Худшее», что может совершить в отношении «отстающего» общества зрелая, «состоявшаяся» и по-прежнему одаренная личность – несколько дистанцироваться от социума ради успешного продолжения собственного труда.

Если же представить ярко одаренного индивида, по каким-то причинам не прошедшего третий, социальный этап, имеющего мощную ЛУ, но Эгоизм лишь второго уровня, в который не «встроен» социальный ЭГ-3, то открывается возможность и для антисоциальных поступков, связанных со «злоупотреблением» своит талантом.

Не будем забывать, что социальная реализация является лишь этапом развития, а не конечной целью. Так, например, «добрый гений», управляемый «Разумным Эгоизмом» третьего уровня, приносит большую пользу социуму, однако постепенно теряет возможности дальнейшего уникального самосовершенствования в связи с необходимостью постоянно соответствовать «усредняющим» общественным запросам и многократно «повторяться» в одних и тех же элементах. Типичным примером является знаменитый киноактер, всю жизнь играющий одни и те же роли в похожих друг на друга фильмах.

Очевидно, тема «злого гения» приобрела определенную остроту из-за страха простого обывателя перед «непознанным» – чужим талантом, обладатель которого свободен в его непредсказуемом для других применении. С этой точки зрения, любой гений может восприниматься как потенциально «злой» – просто потому, что он является «революционером», «ниспровергателем устоев», к которым привык обычный человек, и тем самым нарушает общественную стабильность одним лишь фактом своего существования, не говоря уже о деятельности. Обыватели неспособны подняться до уровня гения (даже понять мотивы, которые им руководят), поэтому им ничего не остается, как пытаться «опустить» гения до собственного уровня или еще ниже. Распространяют о нем всевозможные выдумки, пытаются объяснить его достижения чудачествами или безумием... В общем, «защищаются» как могут.

С подобной точки зрения, любому «гению» еще предстоит неоднократно доказывать обществу свою «доброту», «невиновность» и «приверженность традициям». А наиболее «безупречным» будет выглядеть отнюдь не гений, а предсказуемая «добрая посредственность» (ЭГ-3 без ЛУ) – полная противоположность «злому гению», поскольку многие «злые дураки» (ЭГ-2 без ЛУ) сидят в тюрьмах.

Государство, оберегающее третий, социальный уровень, борется с нарушениями, девиациями, приходящими «снизу», с У-2 (преступностью, опасными психическими отклонениями). Однако оно способно «давать отпор» и неординарности гениальной личности, приходящей «сверху», с У-4, поскольку та может нарушить при некоторых условиях социальную стабильность. Отсюда и негативный налет в определениях: злой гений, сумасшедший ученый и т. д. 

Еще раз подчеркнем, что общественная польза, которую приносит эвдемоническая личность, является побочным (сопутствующим) продуктом ее основной деятельности. Сама же активность управляется внутренней мотивацией – существует «ради самой себя». Одаренному субъекту просто интересно заниматься тем, что он ощущает как свое призвание, и подобный интерес не имеет никакого отношения к «добру» или «злу» для социума. Другое дело, что в процессе подобных бескорыстных занятий рано или поздно получается нечто, способное принести пользу обществу.

Как отмечалось выше, лица с эвдемоническим образом жизни менее манипулятивны в межличностных отношениях; они обладают умеренными материальными потребностями и, соответственно, создают меньшее потребительское давление на окружающую среду. Фактически такие люди демонстрируют большую социальную ответственность (хотя опять-таки в качестве побочного результата своего образа жизни), что является демонстрацией глубоких качественных изменений, происходящих на высших уровнях системы «Эгоизм» в процессе самореализации. Грань между традиционными представлениями об эгоизме и альтруизме в этом случае полностью стирается. Иногда творческий человек, полностью ушедший в свою работу, может казаться асоциальным, но никак не антисоциальным.

Само творческое мышление, в процессе которого рождается новый продукт, никак не может считаться «злым». А вот практическое применение данного продукта, проводимое не самим мыслителем, а другими «заинтересованными лицами», иногда приносит много бед.

Таким образом, появление «злого гения» с позиций Личностно-ориентированной концепции счастья возможно при несовпадении высокого уровня развития системы «Личностная Уникальность» (большой природный потенциал, талант) и системы «Эгоизм» (2-й, «базовый» уровень). При достижении обеими системами высшего, четвертого уровня развития, предполагающего предварительное прохождение этапа социальной реализации, возникновение данной проблемы маловероятно. «Сверхреализация» субъекта на четвертом уровне способна принести и обычно приносит пользу обществу в качестве одного из сопутствующих результатов.

Так или иначе, социуму нужны реальные положительные примеры индивидуальной созидающей активности, сама идея которой на протяжении многих десятилетий вытравлялась в общественном сознании. Как результат – имеем массовую беспомощность и пассивность, скрываемую за «правильными» разговорами. Возможно, тогда представления об индивидуальной самореализации как высшей ценности жизни любого человека (причем отнюдь не в качестве «злого гения») получат более широкое распространение.   

Завершая главу об эвдемонии, следует еще раз подчеркнуть, что продуктивная самореализация одновременно «закрывает» много разных проблем: смысла жизни, выгорания, эмоционального благополучия, потока, счастья, пользы для социума... В то же время, малое число «актуализаторов», так же как и достаточно зрелый возраст, в котором данный процесс разворачивается, с особой остротой ставят вопросы о вере индивида в свой потенциал, способности мотивировать себя на постоянные усилия ради самоосуществления.

Лирическое приложение к главе 3.

«Альпинист» и «модель»: о самореализации мифических героев

В настоящем эссе мы хотели бы рассмотреть два известных мифа – о Сизифе и Нарциссе с позиций разработанной нами Личностно-ориентированной концепции счастья [Левит, 2008 – 2013].

Как известно, боги приговорили Сизифа поднимать огромный камень на вершину горы, откуда эта глыба неизменно скатывалась вниз. Считалось, что нет кары более ужасной, чем бесполезный и безнадежный труд. Как пишет Камю, теперь Сизиф вынужден бесцельно напрягать свои силы [Камю, 1990, с.90]. Однако, по мнению автора, дело Сизифа вовсе не безнадежно: у него есть мгновения отдыха (во время спуска с горы), а также «борьба за вершину», которая способна заполнить сердце человека. В этом смысле «Сизифа следует представлять себе счастливым» [Камю, 1990, с. 92].

Какие же компоненты самореализации и счастливой жизни можно отыскать в сизифовом труде? В первую очередь, наш герой при каждом подъеме все-таки достигает позитивного результата: камень вкатывается на вершину и несколько мгновений находится на ней [Камю, 1990, с. 91]. Как известно современным позитивным психологам, исследующим эвдемонию (реализацию человеком своего внутреннего потенциала), в подобных случаях индивид испытывает удовольствие [Sheldon, Elliot, 1999]. Любой современный альпинист на месте Сизифа чувствовал бы огромную радость и не упустил бы случая сфотографироваться на вершине горы рядом со своим камнем. Ведь, по сути, достигнут двойной успех: гора не просто покорена, но восхождение было совершено в затрудненных условиях – с тяжелой глыбой. Сизиф мог бы подрабатывать горным гидом, а большое количество современных альпинистов сочли бы за честь помочь ему катить камень (вспомним Тома Сойера, красившего забор таким образом, что все хотели выполнить эту работу вместо него). Как известно, большинство современных альпинистов «добровольно» тратят немалые усилия и средства ради успешного восхождения на гору, а их ежедневные тренировки вполне можно сравнить с сизифовым трудом.

Поэтому «современному Сизифу» совсем несложно обрести смысл в своем занятии. Ведь осмысленное существование является одной из основополагающих категорий в эвдемонической жизни. Тем более, что налицо и другой важный признак: полное функционирование субъекта [Waterman et al, 2008]. Как известно, состояние потока, разработанное М. Чиксентмихайи, предполагает баланс «вызовов» ситуации и уровня умений индивида [Чиксентмихайи, 2011]. Это означает, что человек должен напрячь (почти) все свои силы, чтобы достичь успеха. В случае Сизифа мы имеем как раз такую ситуацию – раз за разом камень с трудом, но вкатывается на вершину горы.

Поскольку масса глыбы остается неизменной, а уровень навыков Сизифа растет по мере тренировки, с течением времени вкатывание камня должно превратиться для него в необременительную рутину. Для того, чтобы продолжать получать удовольствие и от процесса деятельности (что также является важным условием эвдемонической активности), Сизиф мог бы поучиться вкатывать камень одной рукой, повернувшись к глыбе спиной или как-то иначе. Одним словом, стремиться к техническому совершенству в своей «профессиональной» активности.

Наконец, важнейшим смыслообразующим моментом явилось бы желание Сизифа представить данный труд как выбранный по собственному и свободному желанию, что автоматически превращает навязанную «работу» в индивидуальное «развлечение». Например, Сизиф мог бы радоваться высокой результативности своей деятельности – ведь ни один альпинист или скалолаз не может похвастаться стопроцентным успехом своих восхождений. Он мог бы закатывать камень на гору все более сложными маршрутами, превращая, таким образом, изначально нудную работу в источник интенсивного саморазвития. Он мог бы сам сбрасывать глыбу вниз с вершины, не дожидаясь, когда это сделают боги. Наш герой мог бы отказываться от отдыха в промежутки, предоставленные богами. Одним словом, он мог бы превращать «лимон в лимонад». Со временем у подножия горы образовалась бы мощная «группа поддержки» Сизифа, а популярность богов начала бы катастрофически падать. Человек, который столь постоянен в исполнении своего нелегкого долга, прекрасно подходит на роль духовного лидера.

То, что задумывалось как наказание Сизифа, могло бы обернуться для него важнейшим источником физического и духовного совершенствования. В его деятельности изначально присутствуют усилие и полное функционирование – важные компоненты эвдемонии. В то время как недостающие пока смысл и удовольствие от собственной активности могли быть созданы с помощью описанных выше приемов (техники когнитивного переструктурирования ситуации, ее рефрейминга и т. д.). При таких условиях Сизиф мог бы считать себя счастливым, реализующим себя человеком – в «эвдемоническом» смысле данного слова.

Теперь обратимся к другому важному мифу – о Нарциссе. Как известно, Нарцисс обладал очень красивой внешностью, вследствие чего в него были влюблены многие женщины, мужчины и даже нимфы. Тем не менее, ни на одну из влюбленностей Нарцисс не ответил взаимностью. За это одна из богинь и наказала его: увидев однажды в воде свое прекрасное лицо, Нарцисс не смог отвести от него взгляд и в результате умер от истощения.

В современных руководствах по психотерапии поведение Нарцисса до момента наказания трактуется как исключительно самовлюбленное («нарциссическое расстройство личности»). Тем не менее, его можно оценить совсем по-другому – особенно, если учесть давление, которое на него оказывалось. То, что Нарцисс не ответил ни на чью любовь, имеет иное разумное объяснение вместо «патологического» – он, вероятно, просто ни в кого не был на тот момент влюблен. Называть подобное состояние «личностным расстройством» абсурдно. Уж скорее Нарцисс вел себя нравственно, сверяясь со своими чувствами, поскольку со своей привлекательной внешностью имел все возможности вести иную – распущенную и аморальную жизнь (за которую боги его бы не наказали). Если бы он все-таки ответил на чью-то любовь, то его избранник или избранница могли бы стать объектом зависти и враждебных действий со стороны остальных людей и нимф, оставшихся ни с чем. Вынужденно ответив на чью-нибудь любовь (заведя семью, детей и так далее), Нарцисс, очевидно, утратил бы свою уникальность, стал «как все».

Поэтому не исключено, что выдающиеся внешние данные Нарцисса диктовали ему единственно правильное защитное поведение, связанное с поддержанием хрупкого равновесия, хотя вряд ли подобное могло устроить падких до чувственных наслаждений окружавших его людей и других существ. Нарцисс не вел себя провокационно либо агрессивно и не пытался добиться для себя незаслуженных преимуществ – а потому не заслужил и кары. Нарцисс ни разу не паразитировал на возможностях социума, хотя легко мог это сделать благодаря своей внешности. Вполне возможно, юноша испытал бы любовь, если бы встретил такую же прекрасную девушку, как и он сам. Последующее самовлюбленное разглядывание Нарциссом своего отражения в воде связано не с его врожденным «нарциссизмом», а с наказанием, которое незаслуженно наложили на него боги, не добившиеся от юноши «стандартного» поведения.

Так что наш герой определенно не страдал нарциссическим расстройством личности. Нарцисс, предполагая потенциальную опасность поджидавших его чувственных соблазнов, предпочел сдержанное поведение, что скорее служит признаком душевного здоровья и самообладания. Он был горд тем, что реально имел (прекрасную внешность). Современные же «нарциссы» с их фантазиями грандиозности гордятся тем, чего у них нет, не было и никогда не будет.

В современной ситуации наш герой, обладая столь уникальным врожденным «даром» и необходимой дисциплиной, мог бы успешно реализовывать себя в элитном модельном агентстве. Вполне возможно, что для защиты от «внешних посягательств» ему потребовался бы телохранитель. Его самодостаточность, разборчивость в личных связях и нежелание «торговать собой» ради карьерного продвижения были бы по-настоящему моральными – хотя и абсурдными с точки зрения современного обывателя, зачастую жаждущего быстрого успеха любой ценой и проецирующего подобное желание на окружающих.

Право или даже святая обязанность богато одаренного человека – всемерно развивать свой талант, а не смешиваться с толпой в поисках «массовых» удовольствий. Длительное и упорное индивидуальное самосовершенствование предполагает определенную отстраненность от социума (прекрасный пример – подготовка спортсменов высокого уровня). В последнем случае, поведение, которое окружающим видится нарциссическим, представляет собой нормальную защитную реакцию талантливого индивида, а потому не имеет к истинному нарциссизму (внутренней пустоте и упоению собой) никакого отношения.

Представим, что Нарцисс имел способности к музыке и, держась несколько отстраненно, посвящал ей много часов ежедневно. Разве стали бы мы в этом случае считать его поведение «нарциссическим»? Разумеется, нет. Или мы наоборот думаем, что очаровательная девушка для победы в конкурсе красоты должна вначале заставить «полюбить» себя членов жюри и собравшихся зрителей?.. Интересно, каким образом?

Отметим, что мифологический Нарцисс имел реальные (хотя и унаследованные) экстраординарные достоинства, которыми гордился – в отличие от современных «нарциссов», компенсирующих внутреннюю пустоту и никчемность с помощью зависти, фантазий всемогущества и раздувания своего Эго. Дар, которым обладает талантливый человек (особенно если этим даром хотят воспользоваться все – и побыстрее), диктует своему носителю определенный «кодекс» поведения – ради успешной реализации в будущем. Так что мифологическому Нарциссу, для того чтобы окончательно уйти от обвинений в нарциссизме, следовало сделать последний важный шаг – начать серьезную профессиональную работу, прикладывать систематические усилия по совершенствованию своего таланта – одним словом, осуществлять самореализацию.

Как видим, и боги и люди постоянно ошибаются. Боги – с наказаниями, а люди (в том числе, современные психотерапевты) – с «патологическими» интерпретациями поведения мифологических героев.

 

Литература

Арендт Х. Vita activa. СПб.: Алетейя, 2000. 437 с.

Аристотель. Никомахова этика. М.: ЭКСМО-Пресс, 1997.

Ассаджиоли Р. Психосинтез. М.: Психотерапия, 2008.

Берн Э. Игры, в которые играют люди. М.: ЭКСМО, 2008.

Блэкберн С. Платон «Республика». М.: АСТ, 2009.

Братченко С. Л., Миронова М. Р. Личностный рост и его критерии. // Психологические проблемы самореализации личности / под. ред. А. А. Крылова, Л. А. Коростылевой. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1997. С. 38-46.

Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. Ивано-Франковск: Ист-Вью, 2002. 352 с.

Гончарова Т. В. Эпикур. М.: Молодая гвардия, 1988.

Грановская Р. М. Психология веры. 2-е издание. СПб.: Питер, 2010.

Гуревич А. Я. Индивид и социум на средневековом Западе. М.: РОССПЭН, 2005. 424 с

Джидарьян А. И. Счастье в представлениях обыденного сознания. // Психологический журнал, 2000, т.21, №2, с. 39-47

Дружинин В. Н. Варианты жизни СПб.: Питер, 2010.

Камю А. Миф о Сизифе // Бунтующий человек. М.: Издательство Политической Литературы, 1990. С. 90-92.

        Киркегор С. Несчастнейший. – М.: ББИ, 2007.

Леонтьев Д. А. Новые ориентиры понимания личности в психологии: от необходимого к возможному // Вопросы психологии. 2011. №1. С. 3-27.

Линден Д. Мозг и удовольствия. М.: Эксмо, 2012.

Майерс Д. Социальная психология. 7-е издание. СПб.: Питер, 2009.

Маслоу А. Дальние пределы человеческой психики. СПб.: Евразия, 2002.

Маслоу А. Мотивация и личность. 3-е издание. СПб.: Питер, 2009.

Митькин А. А. Пути психологического поиска: Претензии и возможности. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. 240 с.

Моэм С. Подводя итоги. М.: Астрель, 2012.

Муздыбаев К. Эгоизм личности. // Психологический журнал, 2000, т.21, №2.

Олпорт Г. В. Личность в психологии. П.; СПб., 1998.

Петров Э. Ф. Эгоизм. М.: Наука, 1969.

Платон. Государство. М.: Наука, 2005.

Роджерс К. Клиентцентрированный/человекоцентрированный подход в психотерапии. // Вопросы психологии. 2001. №2. С. 48-58.

Рудзит И. А. Эгоизм как внутренний нравственно-этический фактор развития самосознания человека.// Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. 2006, №1, с.56-65.

Селигман М. Новая позитивная психология. Киев: София, 2006.

Смит Н. Современные системы психологии. СПб.: Прайм-Еврознак, 2003.

Сэмьюэлз Э., Шортер Б., Плот Ф. Словарь аналитической психологии К. Юнга. СПб.: Азбука-классика, 2009.

Тэйлор К. Сократ. Очень краткое введение. М.: Астрель, 2009.

Фрейд З. По ту сторону принципа наслаждения. // Труды разных лет. Тбилиси: Мерани, 1991. С. 139-192.

Холондович Е. Н. Личность гения. // Современная личность: психологические исследования. – М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2012. С. 118 – 137.

Чиксентмихайи М. Поток: психология оптимального переживания. М.: Смысл: Альпина нон-фикшн, 2011. – 464 с.

Чиксентмихайи М. Креативность. М.: Карьера Пресс, 2013. – 518 с.

Шварц. Б. Парадокс выбора. М.: Добрая книга, 2005.

Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы. М.: Фолио, 2001.

Штирнер М. Единственный и его собственность. СПб.: Азбука, 2001.

Эйнштейн А. Мир, каким я его вижу. М.: АСТ, 2013. 223 с.

Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Прогресс, 2006.

Юнг К. Синхрония: аказуальный объединяющий принцип М.: АСТ, 2009.

Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М.: НФ «Класс», 1999.

Brink D. O. Self-Love and Altruism // Social Philosophy and Policy Foundation. 1997. Vol.14. Pp. 122 – 157.

Coan, R. W. Hero, Artist, Sage or Saint? New York, Columbia University Press, 1977.

Cooper J. M. Reason and Human Good in Aristotle. Indianapolis: Hackett Publishing Company, 1986.

Csikszentmihalyi, M. The Evolving Self. Harper Perennial, New York, 1993.

Deci E. L., Ryan, R. M. Hedonia, eudaimonia, and well-being: An introduction // Journal of Happiness Studies, No. 9, 2008, pp. 1-11.

Deci E, Ryan R. Facilitating Optimal Motivation and Psychological Well-Being across Life’s Domains //Canadian Psychology, 2008 a, Vol. 40, № 1, pp. 14 – 23.

De Vries R., De Vries A., De Hoogh A., Feij J. More than the Big Five: Egoism and the HEXACO model of personality// European Journal of Personality. 2009. V.23. P.635-654. Published online 15 September 2009.

Diener E., Biswas-Diener R. Happiness. Blackwell Publishing, 2008.

Farnham D. A good kind of egoism // The Journal of Value Inquiry. 2006. V. 40. P.433–450.

Feldman F. What is This Thing Called Happiness? Oxford: University Press, 2012.

Flanagan O.J. The Really Hard Problem. Cambridge, Massachusetts: A Bradford Book. 2007.

Geller L. The Failure of Self-Actualization Theory: A Critique of Carl Rogers and Abraham Maslow // Journal of Humanistic Psychology. 1982. Vol. 22. № 2. Pp. 56 – 73.

Haybron, D. M. (2008). Happiness, Well-Being, and the Good Life: A Primer (ch. 2), (in:) D.M. Haybron, The Pursuit of Unhappiness. The Elusive Psychology of Well-Being. Oxford: Oxford University Press, pp. 29-42.

Haybron D. M. Happiness// Stanford Encyclopedia of Philosophy. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://plato.stanford.edu/

Hektner J.M., Schmidt J.A., Csikszentmihalyi M. Experience Sampling Method: Measuring the Quality of Everyday Life . – Sage Publications, 2007.

McMahon D. Happiness: A History. New York: Grove Press, 2006.

May R. Love and Will. New York: Norton, 1969.

McKerlie D. Aristotle and Egoism // The Southern Journal of Philosophy. 1998. V. XXXVl. P.531-555.

Milo R. D. Egoism and Altruism. Belmont: Wadsworth Publishing Company, 1973.

Mosley A. Egoism // Ethics, Mind and Cognitive Science. Originally published: August 7, 2005. P. 1–7.

Mueller D. C. Rational egoism versus adaptive egoism as fundamental postulate for a descriptive theory of human behavior// Public Choice. 1986. V.51. P. 3-23.

Myers, D. The Pursuit of Happiness. Quill, New York, 2002.

Norton D. L. Personal Destinies. A Philosophy of Ethical Individualism. Princeton: Princeton University Press, 1976. 398 p.

Psychological Egoism// Internet Encyclopedia of Philosophy [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.iep.utm.edu/

Raibley J. Well-being and the priority of values // Social Theory and Practice. 2010. Oct. P. 1-17.

Robinson, J.B. Egoism. Printer-friendly version, 2005.

Ryan, R. M. and E. L. Deci. On happiness and human potentials: A review of research on hedonic and eudaimonic well-being// Annual Review of Psychology, Vol.52, 2001, pp.141-166.

Ryan R. M., Huta V., Deci E. L. Living well: A self-determination theory perspective on eudaimonia // Journal of Happiness Studies. V. 9, 2008. pp. 139-170.

Ryff C.D., Singer B.H. Know thyself and become what you are: A eudaimonic approach to psychological well being // Journal of Happiness Studies. 2006. V. 9, pp. 13-39.

Seligman M. E. P. Flourish. New York: Free Press, 2011.

Sheldon K. M., Elliot A. J. Goal striving, need satisfaction, and longitudinal well-being: The self-concordance model // Journal of Personality and Social Psychology. 1999. V. 76, No 3, pp. 482-497.

Shmotkin D. Happiness in the face of adversity: Reformulating the dynamic and modular basis of subjective well-being // Review of General Psychology. 2005. V. 9. No 4, pp. 291-325.

Shostrom E. Actualizing Therapy. San Diego: EdITS publishers, 1977.

Sober E. Psychological Egoism // The Blackwell Guide to Ethical Theory. Chapter 7. Hugh LaFolette, 1999. Pp. 129 – 148.

Veenhoven R. Hedonism and happiness// Journal of Happiness Studies, 2003. V. 4. P. 437-457.

Walker J.I. The Philosophy of Egoism// The Anarchist Library [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://dwardmac.pitzer.edu
/anarchist_archives/coldoffthepresses/walker/ egoism.html

Waterman A. S. The Psychology of Individualism. New York: Praeger, 1984. 401 p.

Waterman A. S., Schwartz S. J., Conti R. The implications of two conceptions of happiness (hedonic enjoyment and eudaimonia) for the understanding of intrinsic motivation // Journal of Happiness Studies. 2008. V. 9, pp. 41-79.